неПАЦАНКА. Трансформация бой-бабы в леди

Ковалева Юлия Михайловна

– Так, нам надо доехать до метро ВДНХ, а там на каком-то монорельсе до «Останкинской телебашни». Ты знаешь, чо такое «монорельс»? – недоуменно спросила я, не обнаружив данного подвоха при первичном ознакомлении с маршрутом.

– Я – нет, а вот Гугл Всемогущий – да. Сейчас чекнем, – вновь порадовало меня наличие в стане своих друзей айтишника, поскольку мой телефон даже при лучшем раскладе не мог родить ничего существеннее, чем 502 Bad Getaway.

– В любом случае, язык до Киева доведет, погнали, а там разберемся по ходу, – махнула я рукой и окунулась в обратный отсчет до наступления времени кастинга.

На личном примере я знала, что такое передвигаться по навигатору запросов у прохожих людей. Участь опробовать данный метод настигла меня в 2009 году в Ростове-на-Дону в ноябре. Я отчетливо помню данный период, поскольку тогда мне пришлось три дня прожить на вокзале без средств на еду и обратный билет, поскольку планируемая мной выгодная сделка не только сорвалась, но и чуть не обернулась выражением «кануть в Лету», нравившимся

мне еще со времен начальных классов при прочтении «Легенд и мифов Древней Греции». Обратиться за помощью было не к кому, поскольку никто из родственников и друзей не знал, куда я еду. Посвящать их в это знание было опасно для них же самих, и я просто уехала, запустив через одногруппников слух об отъезде в соседний город по работе. Работа состояла в том, чтобы по просьбе тогда любимого мною человека встретиться с одной малоуважаемой персоной на предмет взыскания денежного долга. Кто-то называет это коллекторством, я же была одержима чувствами и уровнем тестостерона, зашкаливающим на фоне приема практически всего ассортимента магазина спортивного питания.

– Юлек, нам направо, на рыжую! Не убей людей, они же не виноваты, что ты такой шкаф! – обозначил мои границы социальной ответственности друг с явно цыганскими корнями.

– Да вижу я, они сами берегов не видят, иду, – отвлек меня от океана воспоминаний всплывший буек реальности в виде предупреждения Ника. И тут же удар в плечо одного человеческого элемента из бесноватого трафика людей в метро будто вколол мне адреналин так, как это делают в кино, – огромной иглой пробивая грудину, доставляя острие напрямую в сердечную мышцу. К этому эффекту добавился нараставший от воспоминаний о ростовском выживании тайфун, и вот уже многократно лопнувшие в глазных яблоках капилляры сигнализировали о крайней опасности, в которую попали окружающие. Шутка ли, тогда я действительно не знала, чем закончится история, собирая у прохожих мелочь на еду и дорогу домой. После реалий столкновений с должником, когда за ним оказалась сила, превосходящая меня по размеру и статусу в виде местного урки, в связи с нерешением вопроса, любовь закончилась, а я осталась на попечении у самой себя. В необходимости просто уносить ноги, добывать финансы для отъезда, не прибегая к помощи друзей и родных. Зашкаливающий уровень тревоги, голод и постоянное заглядывание за плечо вымотали меня, но по прошествии трех дней я смогла вернуться в Нижний Новгород, похудев и осунувшись так, словно не качалась полгода. В этом проблема бодибилдинга: ты либо втягиваешься в эту историю на всю жизнь, постоянно ешь мясо, спортивное питание и ходишь в тренажерку не менее четырех раз в неделю, либо… Либо находишься в постоянной депрессии оттого, что заболел и на фоне рек выделений из носа и температуры теряешь аппетит – теряешь мышцы, ибо эти привередливые ребята всегда хотят есть. Особенно сложно в данном спорте женской половине. Мужскую еще более-менее поддерживает на прежнем уровне и дает возможность отлежаться главный прораб процесса телостроительства (bodybuilding – от английского body – «тело» и building – «строить») – тестостерон. Все это набирало внутри рефрижератора между моих ребер масштабы цунами, и я на вбросе адреналина от спешившего в метро москвича готова была разорвать шаблон о «понаехавших» и приемом силового воздействия показать, что следовало хотя бы извиниться. Глубоко вобрав в грудь побольше О2, я молниеносно развернулась в сторону обидчика и успела выпалить: «Эй, ты!» – как вдруг.

– Мать, мать, спокойно, – схватил меня Ник за плечо и тем самым успел выбросить красную тряпку на поле предстоящей брани перед моим несущимся на тореадора быком. – Спокойно, оно того не стоит! Мы приехали на ВДНХ! – с радостью в голосе миротворца провозвестил он.

Едва усмирив импульс ударить такой ручной шлагбаум, я посмотрела в глаза своего друга-спонсора, смачно сплюнув на пол, не скрывая все еще бушевавшей агрессии, сказала: «Ты в рубашке родился, будучи моим другом».

Мы выбрались из заполоненного суетой людских мыслей и тел подземелья метро и остановились: перед нами распростерся невероятный масштаб территории и архитектуры, который на фоне нашего маленького городка был целой Вселенной, а мы – двумя космонавтами, вышедшими в открытый космос. К слову, и попали мы в космическое пространство: слева от нас стрелой, пронизывающей стратосферу, возвышался памятник «Покорителям Космоса», рядом с которым Космопарк и музей Космонавтики.

– Это знак, мать, чуешь? Его Гуглейшество говорит, что нам налево, вперед! – бросился в сторону «покорителей» Ник, оставив меня со смутным чувством начала чего-то столь важного в моей жизни, об ощущении которого заявляла пока только приостановка дыхания и учащенное сердцебиение.

Однако символично, что я оказалась вновь на ВДНХ, спустя 12 лет после своего первого визита в Москву, когда мне было, невероятно, 12 лет. Совпадение? А может, цикл? 12 знаков зодиака. Моя жизнь пошла по их полному циклу и вернулась в ту же точку, в которой зафиксировала знаковую встречу с Москвой в юности. Знаковую, потому что тогда мой отец впервые взял с собой в столицу, чтобы навестить своего друга по военной части, у которого было двое детей.

Я никогда не забуду это чувство незабываемой радости и… СВОБОДЫ. Радости от того, что в гостях у них мне позволялось есть все, что я захочу, а на вопрос: «Можно конфету?» – друг отца и его жена удивлялись и велели больше не спрашивать, а просто брать

то, что мне хочется. Их дети были гораздо свободнее и позволяли себе капризное поведение, требование сладостей/вещей/игрушек и в ответ получали их, а не словесное одергивание типа «Нет денег» или «Зачем тебе это нужно?» Я понимала по образу нашей жизни, что отец, как служащий силовой структуры, получал очень мало. Это отражалось на всем: на еде, одежде и просроченной оплате счетов, тем более что в тот период родилась моя сестра, требовавшая финансов на лечение непонятных неврологических проблем. Мама не работала, и деньги неоткуда было брать, хотя раньше она приносила весомый вклад благодаря работе в продуктовом магазине. И я всегда буду помнить выражение лица отца, который скрепя сердце и сведя брови в берлинскую стену, сжав желваки, доставал из своих закромов деньги на эту поездку к сослуживцу и покупал мне то же, что покупал своим детям его друг. Пусть это и были не слишком весомые по стоимости вещи – мороженое, лимонад, пицца, билет на «Колесо обозрения», но для меня это имело сокрушающее значение – это возможность жить как-то по-другому. Это было значимо так же, как знакомство с Москвой с высоты птичьего полета на знаменитом чертовом колесе на ВДНХ в открытой кабинке. Никогда не забуду, как сердце и дыхание перехватывало от играющих друг с другом и с этим инженерным сооружением потоков воздуха. На высшей точке обзора, к которой мы практически подкрались из-за медленной скорости движения колеса, я снова вдохнула и ощутила, как пробирающий холодом запах свободы настойчиво проник в легкие и раздвинул грудную клетку, как ставни. Я долго хранила эти невероятные для меня воспоминания свободы в памяти, периодически доставая их из кладовки, когда меня в очередной раз ругали за четверку или преподаватели нелестно отзывались об успехах в очередной олимпиаде. Образ детей, не обремененных постоянной работой, денежными ограничениями и порицанием, так прочно вошел в голову, что в голове крутился один вопрос: «Почему же со мной так?» Некоторое время спустя мне сообщили, что дочь сослуживца умерла в автокатастрофе, когда они ехали на машине с моря в столицу. На встречку вылетел автомобиль, и отец во избежание столкновения вырулил на обочину, врезавшись в ограждение. Дочь ударилась и получила черепно-мозговую травму, не совместимую с жизнью. Как гром среди ясного неба эта новость настигла меня и обезоружила ассоциацией: жизнь – не бесконечна, свобода – мимолетна.

– Встань и иди, – проорал, глядя мне прямо в глаза обезумевший бездомный, дребезжавший мелочью в металлической кружке для милостыни.

Я отсыпала ему те монеты, что были в кармане «похоронных» брюк, и прошла вслед за Ником, умчавшим по навигатору далеко вперед. За 12-летний цикл здесь произошло много изменений, главное из которых – колесо, захватившее мое сознание и альвеолы легких, поток пронзительной свободы, демонтировали. «Свято место пусто не бывает, пусть на нем и был «чертов» объект», – пронеслось в моей голове под мобильный говор москвичей, спешащих в чрево подземки.

– Место вашего рождения? – противным тоном спросила работница паспортного стола.

– Москва, – ответил озадаченно немолодой уже гражданин Соколов.

– Точное место рождения?

– ЧРЕВО!

Ни к месту вспомнилась миниатюра шоу «Уральские пельмени», часто просматриваемая нами с Ником под пенное.

До кастинга оставался час, и если бы цыганских корней друг не напомнил об этом, я так и продолжила бы плыть по руслу воспоминаний 12-летней давности, сопоставляя прошлые и сегодняшние ощущения. Он упорно шел вперед, не отрывая взгляда от навигатора, и в итоге мы уперлись телами в лестницу, ведущую на рельсы сверху.

– И это «монорельс»?! Возмутительно! Это как трамвай, только на три метра выше уровня неба! – подпустил Ник шутейку в накаляющуюся атмосферу поджимающих сроков.

Мы поднялись и сели в модернизированный обрубок вагона метро. Модернизированный не в лучшую сторону для сидения, мест для которого было крайне мало, однако широкие окна позволяли хорошо осмотреть окрестности Выставки достижений народного хозяйства с высоты птичьего полета колибри, ну или плотно поевшего голубя. До Останкино предстояло ехать три остановки, и буквально прилипнув к стеклам, мы созерцали масштабы столицы, ощущая себя двумя первопроходцами, исследующими новую территорию. В конце монорельсового пути перед нами предстал комплекс всего Телецентра во главе с башней и огромным разноцветным зданием, выкрашенным в цвета старой заставки во время окончания программы телепередач. Масштаб Москвы и ее архитектурных сооружений поражал воображение в целом, заставляя чувствовать себя лилипутом в стране великанов. И «цитадель зла», как Ник назвал данный комплекс, заставляла сердце биться ускоренно, поскольку вся эта телевизионная братия раскинула свои корни на огромную территорию. Полагаю, обойти ее можно было за день, встав в 5 утра и не позавтракав, отправиться на исследование этих бетонных махин.

Спустившись по лестнице на землю обетованную, вдохнув цифровой аромат федеральной сети телерадиовещания, Ник сказал:

– Сфоткай меня на фоне этой телевизионной эрекции. – И вручил мне свой «навигатор», подразумевая под данным аспектом мужской физиологии саму Останкинскую башню.

Шутка зашла и расслабила лицевые мышцы обоих, однако внутри меня волнение и страх нарастали с такой силой, что скрыть это за улыбчивым оскалом, как всегда это получалось в жизни, уже не удалось.

– Да не трясись ты так, весь кадр смажешь, – обратил внимание смуглый на мой неврастенический тремор.