Непереводимое в переводе

Влахов Сергей

²Левицкая Т. Р., Фитерман А. М. Теория и практика пере­вода. М.: Изд. лит. на иностр. яз., 1963, с. 116.

³ В а и с б у р д М. Л. Указ, соч., с. 98.

44

'Соболев Л. Н. Пособие по переводу с русского языка на фран­цузский, с. 281.

²Соболев Л. Н. О переводе образа образом, с. 290.

³ Россельс Вл. Перевод и национальное своеобразие подлинни­ка, с. 169. Федоров А. В. Основы общей теории перевода, с. 175.

* Там же, с. 160.

См. рецензию на книгу Л. С. Бархударова «Язык и перевод». — ТП, 1977, № 14, с 131

; Р е ц к е р Я. И. Указ, соч., с. 58.

Чернов Г. В. К вопросу о передаче безэквивалентной лексики Ж* ^пеР^ев°Де

советской публицистики на английский язык, с. 223—

Швейцер А. Д. Перевод и лингвистика, с. 250 («предметов или явлений, связанных с историей, культурой, экономикой и бытом»).

45

четкая дефиниция «безэквивалентной лексики», которую Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров приводят в первом издании своей работы ', не фигурирует во втором изда­нии, где на основе примеров отмечается только, что эти слова «отражают советскую действительность и культу­ру, т. е. именно их лексическим понятиям присущ свое­образный, специфический культурный компонент»² и что они «не имеют смысловых соответствий в системе содер­жаний, свойственных другому языку; их существование в конечном итоге объясняется расхождением двух куль­тур»³. У В. П. Беркова «под экзотизмом., подразумева­ется употребляемое в данном конкретном языке слово, обозначающее реалию — явление быта, социальных от­ношений, природы и т. п., — специфическую для иного языкового коллектива и чуждую для данного языкового коллектива»⁴, но также и «реалии, которые ранее были характерны для жизни данного языкового коллектива, но которые впоследствии исчезли», а также «кальки», поскольку «экзотизмы выделяются именно по признаку чуждости обозначаемого ими понятия для данного кол­лектива»⁵. Здесь особенно важно указание на времен­ной фактор (намек и на исторические реалии), а также подчеркнутое значение элемента чуждости, весьма ха­рактерного для «чужих реалий». Очень сжатую дефини­цию реалий дает Л. С. Бархударов: «слова, обозначающие предметы, понятия и ситуации, не существующие в прак­тическом опыте людей, говорящих на другом языке»⁶, развивая ее дальше путем перечисления возможных ре­ферентов («предметы материальной и духовной культу­ры..», например, «блюда национальной кухни», виды «народной одежды и обуви», «народных танцев», «поли­тические учреждения и общественные явления» и т.д.), аналогичного резюме перечисления объектов в нашей ра­боте (1960); с нашей постановкой вопроса совпадает и причисление группы реалий к безэквивалентной лексике в качестве ее подгруппы.

¹ Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. М.: Изд. МГУ, 1973, с. 53.

² Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Указ. соч. Изд. 2-е, с. 71—72.

³ Там же, с. 73.

⁴ Берков В. П. Указ, соч., с. 109.

5 Там же, с. 111. • ..._;,._;;- .-••-•

⁶ Бархударов Л. С. Указ, соч., с. 95. м ." • :

46

Из всего вышеизложенного вырисовывается облик

_лий как особой категории средств выражения.

В нашем понимании это слова (и словосочетания), называющие объекты, характерные для жизни (быта, культуры, социального и исторического развития) одного народа и чуждые другому; будучи носителями национального и/или исторического колорита, они, как правило, не имеют точных соответствий (эквивалентов) других языках, а, следовательно, не поддаются пере­ воду <ша общих основаниях», требуя особого подхода.

Поскольку почти каждое слово этого краткого опре­деления нуждается в комментарии (например, «объек­ты характерные для жизни народа» столь многообраз­ны', что любое перечисление оказалось бы недостаточ^-ным), естественным продолжением и развитием нашей дефиниции логично будет считать приведенную ниже классификацию реалий.

Глава 5

КЛАССИФИКАЦИЯ РЕАЛИИ

Прежде чем приступить к изложению собственно классификации

реалий, необходимо дать несколько ссы­лок на литературу и сделать некоторые оговорки.

1. О видах реалий, о делении их по тем или иным признакам упоминается у многих из писавших по этим вопросам, но более или менее оформленные классифика­ции созданы лишь несколькими авторами.

У А. Е. Супруна реалии делятся, главным образом, по предметному принципу на «несколько семантических групп»¹, которые мы учли уже в первой нашей работе.

Таблица А. А. Реформатского², составленная для курса введения в языкознание, построена на предметно-языковом принципе: отмечается, из каких языков в рус­скую лексику вошли иноязычные слова, означающие: 1) имена собственные, 2) монеты, 3) должности и обо­значения лиц, 4) детали костюма и украшения, 5) ку­шанья и напитки, 6) обращения и титулы при именах. Все это достаточно подробно было отражено в наших

'Супрун А. Е. Указ, соч., с. 52—53. Реформатский А. А. Введение в языковедение, с. 139.

•47

работах, за исключением имен собственных, которые мы предпочитаем выделить в самостоятельную группу (см. ч. II, гл. 2), не считая их реалиями; здесь мы обособили и обращения (ч. II, гл. 3).

Интереснее в этом отношении статья В. Дякова'. Разбирая в деталях нашу классификацию (за объектив­ную и доброжелательную критику мы ему глубоко бла­годарны), он делает ряд ценных замечаний и приводит свой вариант в пяти пунктах. Мы воспользовались от­дельными его предложениями, в частности разукрупни­ли и переставили некоторые из рубрик; что же касается его классификации в целом, то в ней многое нам кажет­ся спорным, причем основным недостатком мы считаем отсутствие единого разграничительного критерия; в ре­зультате получается некоторое смешение не только различных видов реалий и планов их подачи, но и реа­лий с нереалиями, с иноязычными вкраплениями, со словосочетаниями афористического характера, реалий с их референтами и т. д. На наш взгляд, автору не уда­лось уточнить и «место, занимаемое реалиями во вре­менном аспекте», к чему он стремился, приводя свой вариант классификации.

2. Как любая классификация единиц, не поддающих­ся слишком четкой «регламентации», и наше деление реалий на основе нескольких показателей в значитель­ной мере условно и схематично, не претендует ни на абсолютную полноту, ни, тем более, на окончательную закрепленность отдельных единиц за соответствующими рубриками; впрочем, это достаточно ясно вытекает и из нашего сопоставления реалий с другими переводовед-ческими категориями. Резюмируя, хотелось бы только отметить, что многие из реалий можно отнести одновре­менно 1) к нескольким рубрикам предметной классифи­кации, 2) к различным делениям классификации — местному и временному (II и III), 3) к другому или дру­гим классам переводоведческих единиц, рассмотренных в части II нашей работы (обращения, иноязычные вкрап­ления, отступления от литературной нормы и т. д.), 4) к обычной, общеязыковой лексике, к «нереалиям», например, при многозначности, или 5) к словосоче­таниям.

3. В рамки этой работы мы сознательно не включили

¹ Д яков В. Още веднъж за реалиите (Еще раз о реалиях).— Език и литература, 1974, № 3, с. 69—76.

48

некоторые языковые и, в особенности, внеязыковые ка-егории, предложенные теми или иными авторами. На-^Т мер' _мыне занимались «психологическими реалия­ми» предлагаемыми в качестве самостоятельной группы единиц В. Д. Уваровым'. Автор настолько расширил границы понятия «реалия», что включил в него особен­ность национального характера, «черты психологическо­го склада нации», «то, что присуще восприятию только одного народа». «Еще одной итальянской психологиче­ской реалией,— пишет автор, — является возвышен­ность стиля», и это напоминает нам сказанное по этому поводу И. Левым: «Трудности в переводе порождает также романская импульсивность, чувствительность, приносящая в текст экзальтированные выражения в пре­восходной степени, которые звучат в переводе неестест­венно.. Еще менее приемлем для нас в иных ситуациях испанский пафос»². Рассматриваемое В. Д. Уваровым явление чрезвычайно интересно с точки зрения как пе­ревода, так и лингвострановедения, но не относится к реалиям в нашем понимании.