Непереводимое в переводе

Влахов Сергей

Лексический каламбур может быть осложнен введе­нием авторского неологизма — действительно нового слова, окказионализма, подходящего и употреб­ленного только в данном случае, — или же приданием но­вого значения существующему слову на основе лишь бли­зости созвучий. Ел. Благинина пишет, что К. Чуковскому «очень нравились такие шутки, как «бабарельеф» (о тол­стых женщинах), «вьюбчивый человек», «снобыт», «дре-б&деньги», «противозажиточные средства», ..«Кот кончил высшее техническое урчилище», «Делаю кошке Чосер, а

¹

Там же, с. 162.

² Сб. «Адская машина». М.: Сов: писатель, 1963, с. 154.

³ ЛГ, 17.ХП.1975.

296

она отвечает Муром»..' Все это совершенно непереводи­мо— слова сочинены на основе реально существующих, и вся соль каламбуров — в остроумном стечении значений последних с приобретенными в результате изменения их форм. Для переводчика выход здесь только в подстанов­ках, т. е. в сочинении других слов, независимо от их со­держания приспособленных к контексту.

Иногда возможны переводы кальками, например, в приписываемом Пушкину каламбуре: «—А, понимаю,— смеясь заметил Пушкин, — точно есть разница: я моло­косос, как вы говорите, а вы виносос, как я говорю»². Такого красочного слова — «молокосос» — в болгарском языке нет, но есть ФЕ, аналогичная рус. «молоко на гу­бах не обсохло!» — «мирише му устата на мляко» (т. е. рот пахнет молоком), где для каламбурных целей доста­точно переменить «молоко» на «вино». На немецкий мож­но перевести ближе — переиграв Milchbart на Weinbart.

Но калькой трудно перевести, допустим, глагол зачер­тить, сочиненный Чеховым от «черт» в значении «зачас­тить»: «Накануне свадьбы (черт зачертил именно с этого времени) капитан Кадыкин позвал к себе в кабинет Лы-сова..» («Отрава») ³.В болгарском переводе можно сы­грать на слове дявол ( = черт) и дяволия ( = плутовство): «(дяволът зачести с дяволиите си..)», но отсутствие чехов­ской лаконичности, конечно, не отнесешь к достоинствам такого перевода.

К авторским неологизмам можно отнести и множест­во сочиненных писателем антонимов, которые мы рас­смотрим ниже.

К наиболее трудно переводимым на многие языки сле­дует отнести такие каламбуры, в которых обыгрываются языковые средства, отсутствующие в этих языках, напри­мер, авторский неологизм на основе глаголов движения: «..у церквей в полдень выстраиваются вереницы автома­шин, означая, что прихожане, которых впору назы­вать приезжанами, явились откупиться от нестро­гого и очень практичного американского бога»⁴. Труд­ность здесь двоякая: происхождение «прихода», «прихо­жанина» от глагола «ходить» (чего нет ни в одном из зна-

¹ Воспоминания о Корнее Чуковском. М.: Сов. писатель, 1977, с. 140.

²Горчаков В. П. Выдержки из дневника об А. С. Пушкине (цит. по Е. П. X о д а к о в о и. Употребление каламбуров в речи русского общества начала XIX века. — PP. 1973, № 5, с. 155).

³ Ч е х о в А. П. Собр. соч. Т. 4, с. 28.

⁴Кондрашов С. Н. Свидание с Калифорнией, с. 268—269.

297

Кбмых нам языкбв) и прбтйвбпоставлёнйе гМгоЛбв «Хб-"<

дить» пешком и «ездить» на

машине, тоже не представ-*

ленное четко во многих языках. ;

2. Об «омонимическом каламбуре» (в отли­чие от построенного на многозначности) можно говорить в тех случаях, когда не существует (или оборвана) се­мантическая связь между значениями омонимов (паро­нимов), связь, которую автор теми или иными средствами намеренно создает (или восстанавливает) для данного текста.

При многозначности, в особенности если одно из значений — переносное, можно все же рассчитывать на существование аналогичной связи и в ПЯ, в то время как при омонимии такая связь, если не исключена, то чрезвычайно редка и принимать ее в расчет при пере­воде, разумеется, нельзя.

Здесь не идет речь о самостоятельных каламбурах ти­

па «Осип охрип, а Архип осип», в принципе совершенно

непереводимых, которые основаны на одном лишь созву­

чии; о значениях и связи значений там говорить не при­

ходится. Нас интересует, стало быть, скорее «"игра значе­

ний», скрепленная омонимией. :

Например, ни в одном ПЯ нельзя ожидать наличия связи между водоплавающей птицей и ложным слухом (утка) или деревом и фальшивкой (липа). Поэтому пе­реводят обычно «по смыслу», т. е. передают только.семан­тическое содержание, причем исчезает игра слов; в луч­шем случае сохраняется антонимия, а этого недостаточно, чтобы был каламбур. Стало быть, нужна замена. Напри­мер, фальшивка переводится фр. faux, омонимическим значением которого является «коса»; это уже могло бы явиться основой для нового каламбура.

Методика перевода таких каламбуров ярко продемон­

стрирована у Н. Демуровой, переводчицы «Алисы в стра­

не чудес». • , • ;

"There is the tree in the middle," said the Rose. "What

else is it good for?" ; ;

"And what could it do, if any danger came?" Alice ask­

ed. ......

"It could balk," said the Rose. _: • •

"It says 'Bough-wough'," cried a Daisy. "That's Why its-

branches are called boughs." '

:<Увы, по-русски никак не удается .связать воедино'

298

«ветки» и «лай»', — отмечает переводчица и приступает к поиску. Исходя из основного смысла авторского текста, она перебирает сначала все возможные, близкие и дале­кие, соответствия и синонимы обоих значений, в том числе по линии родо-видовых отношений, ищет фонетические совпадения, пока не обнаруживает две такие единицы, которые можно использовать для построения в переводе каламбура, напоминающего авторский. Многие породы деревьев «давали возможность для игры. Вяз, например, мог бы «вязать» обидчиков, граб мог бы сам «грабить».. В конце концов я остановилась на дубе (разрядка на­ша — авт.) — он вел себя решительнее и мужественнее, чем все другие деревья»², и мог, в случае надобности, отдг/басить кого следует.