Непереводимое в переводе
Шрифт:
•прожужжать уши). Тем не менее, полноценный перевод
•иногда возможен и без наличия фразеологической основы. Так, на болгарский язык можно перевести почти буквально: «..Така пееш, че на птиците ще им ока пят ушите [букв.«отвалятся уши»]. Нямат уши ли? Вече са окапали, значи. Чули са те отдалеч».
Но это, конечно, исключение. Большей же частью буквальный перевод без необходимой метафорической основы невозможен. По радио передавали в болгарском переводе песню «Где эта улица, где этот дом», в которой оказалась следующая смутившая слушателей реплика: «Както казват, животът бие с ключ и все по глава-та». Смущения не было бы, если бы по-болгарски действительно
Повторить авторский прием обыгрывания, опять-таки при наличии подходящей фразеологической основы, можно, например, в каламбуре, постренном на антонимии, как это сделано у В. Пановой: «Сереже все понятно — по-своему. Например: «конь стал как вкопанный» (разрядка наша — авт.), а потом поскакал, — ну, значит, его откопали»'. На других языках есть достаточно удобные для подобного обыгрывания аналоги этого устойчивого сравнения: болг. и фр. «закован» — «отковали са го», cloue — on Га decloue, англ, и нем. — путем «искоренения» (rooted — uprooted; angewurzelt — ausgewurzelt).
Вообще замена образа, точнее попытка подогнать под каламбур новый образ, довольно часто применяется при переводе каламбуров. Вот «развернутый» английский каламбур, перестроенный на основе русского аналогичного образа: «..вы вправе спросить, почему мои рисунки возвращали. Не знаю. Я даже проверял их с помощью курицы. Я часто слышал выражение «курам на смех», поэтому я разложил все свои рисунки на полу и пустил на них курицу. Она, во всяком случае, долго кудахтала.
Панова В. Ф. Сережа, с. 79.
Был ли это смех — не знаю, тем не менее она вскоре околела» '. В оригинале автор проверял «смехотворность» своих рисунков, конечно, с помощью не курицы, а, вероятнее всего, кошки (или, если он американец, то, может быть, лошади): enough to make a cat или a horse laugh; курица подошла бы для перевода на немецкий: da lachen ja die Huhner; в болгарском для такого эксперимента подошла бы собака: смеят ми се и кучетата; а для перевода на те языки, где животные не смеются, можно взять любое из них (человека жалко) и уморить со смеху — разумеется, если есть выражение «умирать со смеху».
Сравнительно легче передается (сознательно не говорим «переводится») каламбур как самостоятельная игра слов, напоминающая эпиграмму. Легче потому, что обычно о переводе в прямом смысле вообще не идет речь, а нужно составить свой каламбур по предложенному образцу. Возьмем, например, «Меню одной столовой: На первое — с гуся вода. На второе — ни рыба ни мясо. На третье — седьмая вода на киселе»2. Вероятно, в любом языке найдутся ФЕ, содержащие продукты питания, которые можно было бы подобрать так, чтобы изобразить убогость кормежки, т. е. передать иронический заряд каламбура.
Намного труднее переводить каламбуры, составленные из двух, а то и трех единиц, так называемые к о н т а-минированные ФЕ. Трудно потому, что для правильного перевода оба фразеологизма должны иметь в ПЯ эквиваленты или аналоги, а такое случается нечасто. Вот пример исключения: «Став у руля Ноева ковче-г а реваншизма, он усердно принялся за дело»3. Здесь объединены два фразеологизма, которые существуют во многих языках, и, следовательно, их нетрудно перевести:
Наконец, несколько слов о переводе каламбуров с
1 Кр., 1977, № 72, с. 15.
2 Кр., 1966, № 9, с. 3.
3 И, ЗЛУ. 1975.
4 Цит. по: X о д а к о в а
Е. П. О каламбуре, с. 69.
312
учетом их коннотаций. Уже не раз подчеркивалось, что большинство ФЕ обладают как эмоционально-экспрессивной, так и национальной окраской. С. С. Кузьмин делит ФЕ в зависимости от их основных эмоциональных характеристик на «три группы: (1) положительные, (2) отрицательные и (3) двойственные»'. Первые вызывают только положительные эмоции (родиться в сорочке), вторые — только отрицательные (погреть руки) и третьи — положительные или отрицательные в зависимости от контекста (задавать тон). Эта последняя группа ФЕ может стать основой для игры слов, которая, «примененная в положительном контексте, может дать юмористический эффект, а в отрицательном контексте — эффект сарказма»".
Приведенные дальше примеры, на наш взгляд, не особенно убедительно подтверждают мнение автора об этих видах ФЕ и юмористическом эффекте, но привлекательна уже сама возможность рассмотрения перевода фразеологических каламбуров и под таким углом зрения, лишний раз подчеркнутая необходимость передавать и коннотации, а также «двойственность» многих ФЕ, требующих особого умения при переводе. Думается только, что рискованно выделять их в самостоятельную группу, поскольку даже самые с виду положительные фразеологизмы могут под влиянием контекста приобрести отрицательную эмоциональную окраску и послужить строительным материалом для каламбура.
В заключение вернемся к началу этой главы. Весь литературный материал, все собранные нами примеры не позволяют безоговорочно присоединиться к слишком оптимистическому заявлению о том, что «непереводимой игры слов нет». Такое утверждение явилось бы, по сути дела, непринятием очевидного факта неповторимого своеобразия каждого языка: если нормальный перевод, передача содержания данной языковой или речевой единицы ИЯ средствами ПЯ, т. е. при помощи другой формы,— дело вполне осуществимое, то возможность перенесения в ПЯ и исходной формы (чего обычно требует перевод каламбура) несомненно является исключением; полноценное осуществление такого перевода, по-
1 Кузьмин С. С. Указ, соч., с. 52—53.
2 Т а м ж е, с. 55.
11-747
313
жалуй, и следует причислить к исключениям, компенсируемым уже другими средствами в переводимом тексте. Тем не менее, ни один переводчик не имеет права сдаваться, не добившись успеха в решении этой головоломной задачи и не избавив читателя от необходимости ломать голову над значением его перевода.
Глава 9