Нэпман 10. Финал
Шрифт:
Подпись не оставляла сомнений. Сталин сам следил за нашей миссией и ждал результатов.
Рано утром, когда сизый туман расстилался над Цицикаром, мы собрались на станции для отправления. Всю ночь шли последние приготовления к эвакуации экспедиции.
Образцы керна, пропитанные драгоценной нефтью, уже отправлены дипломатической почтой в специальных герметичных контейнерах, замаскированных под обычный багаж. Документация, включая карты, схемы и расчеты, также разделена на несколько частей, надежно спрятана и отправлена через консульство. У нас ничего не
Железнодорожная платформа пустовала в этот ранний час. Только несколько сонных китайских носильщиков и усиленный наряд японской военной полиции, внимательно проверявшей документы немногочисленных пассажиров.
— Будьте предельно осторожны, — шепнул мне Александров, когда мы приблизились к контрольному пункту. — Японцы явно что-то подозревают. Патрули так и кишат по всему городу.
Я молча кивнул, сохраняя невозмутимый вид и крепко сжимая видавший виды саквояж.
— Документы, — отрывисто произнес японский офицер, бесцеремонно протягивая руку.
Я спокойно предъявил дипломатический паспорт, подготовленный консульством, и командировочное предписание, объясняющее наше присутствие в Маньчжурии.
— Инженер Краснов, технический специалист КВЖД, — произнес я ровным голосом. — Возвращаюсь после планового обследования железнодорожного полотна.
Офицер внимательно изучил бумаги, задерживаясь на каждой печати и подписи. Его взгляд скользнул на мой саквояж, но кожаный планшет с документами, демонстративно прижатый к груди, отвлек его внимание.
— Багаж? — сухо спросил он, кивнув на чемоданы, которые грузили в вагон Перминов и Архангельский.
— Стандартное инженерное оборудование и личные вещи, — ответил я. — Можете проверить, если желаете.
К моему облегчению, офицер ограничился поверхностным осмотром. Наша техническая легенда и документы консульства сработали безупречно.
Поезд на Харбин подали точно по расписанию. Старый, но добротный состав с паровозом серии «Е», пыхтящим клубами пара в утренней прохладе.
Мы заняли два купе в середине вагона первого класса, обеспечивающего относительный комфорт и, что важнее, некоторую приватность для разговоров.
Едва состав тронулся, я почувствовал, как напряжение последних дней начинает отпускать. Мерный стук колес действовал успокаивающе, а проплывающие за окном равнины Маньчжурии с возделанными полями и редкими деревушками создавали иллюзию умиротворения.
Архангельский, сидевший напротив меня у окна, выглядел осунувшимся после бессонных ночей, но его глаза горели тем особым блеском, который бывает у ученого, совершившего важное открытие.
— Даже если мы больше ничего не сделаем в своей жизни, — негромко произнес он, когда проводник удалился после проверки билетов, — то, что мы обнаружили в Маньчжурии, оправдывает все риски и усилия.
Я кивнул, соглашаясь с его оценкой. Действительно, открытие гигантского нефтяного месторождения на двадцать восемь лет раньше исторического срока могло кардинально изменить стратегическую ситуацию для Советского Союза.
Александров, молча стоявший у двери купе, вдруг напрягся:
—
Мы продолжили разговор об обычных инженерных проблемах на КВЖД, когда дверь купе резко отодвинулась. На пороге стоял капитан Танака, тот самый японский офицер, который посещал наш лагерь и проявлял подозрительный интерес к нашим работам. И которого я видел в Харбине.
— Какая неожиданная встреча, товарищ Краснов, — произнес он по-русски с легким акцентом. Его тонкие губы тронула холодная улыбка. — Возвращаетесь в Харбин?
— Как видите, капитан, — я сохранял невозмутимость. — Плановое обследование завершено, составлены акты о состоянии путей. Обычная рутинная работа.
Танака окинул внимательным взглядом купе, задержавшись на наших чемоданах.
— Странное совпадение, — задумчиво произнес он. — Ваш отъезд происходит сразу после неудачной операции на Южно-Маньчжурской железной дороге. Вы слышали? Говорят, китайские диверсанты готовили там взрыв. Вы не находите это любопытным?
Я сделал удивленное лицо:
— Диверсия? Взрыв? Первый раз слышу. Что произошло?
Танака внимательно наблюдал за моей реакцией.
— Вы действительно не знаете? Это странно, учитывая, что весь Цицикар только об этом и говорит. Кто-то сорвал диверсию, организовав утечку информации в прессу и нейтрализовав техническое оборудование. Правда, журналисты почему-то обвиняют нас, японцев, хотя это мы, наоборот, чуть не пострадали.
— Звучит как шпионский роман, — я позволил себе легкую улыбку. — К сожалению, наша работа гораздо более прозаична. Проверка состояния железнодорожного полотна, измерение прогиба рельсов, оценка дренажных систем. Мы этим и занимались. Хорошо, что на вверенном нам участке ничего не произошло. У нас, знаете ли, не было ничего захватывающего. Мы работали и ничего такого не слышали.
Танака неожиданно опустился на сиденье напротив меня.
— Не возражаете, если я присоединюсь к вам на некоторое время? — это было скорее утверждение, чем вопрос. — У нас есть возможность поговорить откровенно, без лишних ушей.
Я кивнул Александрову и Перминову, и они неохотно вышли из купе, оставив меня наедине с японским офицером. Архангельский остался, делая вид, что увлечен пейзажем за окном.
— Итак, капитан, о чем вы хотели поговорить?
Танака некоторое время молча изучал меня, словно пытаясь проникнуть сквозь маску невозмутимости.
— Вы интересный человек, товарищ Краснов, — наконец произнес он. — На первый взгляд, обычный инженер, проверяющий состояние путей. Но что-то в вас не соответствует этому образу.
— Например?
— Ваши глаза. В них читается знание, которого не должно быть у простого путейца. Ваши действия слишком точно рассчитаны. Ваше появление в районе, представляющем стратегический интерес, слишком своевременно.
Я сохранял спокойствие, понимая, что Танака ведет психологическую игру, пытаясь вывести меня на откровенность.