Непобедимая
Шрифт:
А противники из соседней дивизии уже совсем рядом:
— Сдавайтесь!
И тут вдруг Ваня вытаскивает из кармана взрывпакет, кричит:
— Советские пехотинцы не сдаются!
И бросает взрывпакет себе под ноги.
Тут взрыв, дым и голос Володи Московского:
— Не сдаются!
И новый взрыв-дым: это Московский свой пакет себе под ноги бросил.
Дым уполз.
Враги стоят бледные, смотрят на Володю и Ваню и говорят:
— Вы что, с ума сошли? Что же вы наделали? Всю шинель спалили, и сапоги без подметок.
И
Тут Храброву удается выплюнуть пилотку, и он кричит.
— У нас все в дивизии такие отчаянные!
Ненастоящие враги говорят:
— Верно, у них все отчаянные. Только тот в кустах немного сплоховал.
И не стали брать никого в плен.
Вечером командир взвода очень хвалил Володю Московского и Ваню Дудкина за решительность и даже сказал, что совершили они настоящий подвиг. А Храброва ругал.
Зато старшина, который ведает сапогами и шинелями, хвалил Храброва и сердился на Ваню Дудкина и на Володю Московского: уж очень старшине было обидно, что спалили они совершенно новенькие еще шинели и совершенно целые сапоги.
Но что такое шинель и сапоги в сравнении с подвигом?
Ничего.
Маленький Пистолетов
Лучше всех на лыжах ходил маленький, энергичный Пистолетов.
Хуже всех — Московский.
Он родился там, где вообще снега нет. И ему негде было научиться ходить на лыжах.
— Я тебя научу, — сказал Пистолетов. — Через год ты будешь у меня обгонять и Дудкина, и Храброва, не говоря уж о Нахимове.
— А тебя я обгоню? — сразу спросил Московский.
— Если очень постараешься, конечно, обгонишь.
И Московский начал стараться. Они занимались всю зиму, и Володя научился ходить на лыжах, но никого не обогнал.
— Что же ты, Пистолетов, — сказал Московский энергичному Пистолетову, — обещал, что я всех обгоню, а я никого не обогнал.
— А на лыжах ты ходить научился? — спрашивает Пистолетов.
— Научился вроде, — говорит Московский.
Тогда хитрый Пистолетов спрашивает:
— А что важнее: научиться хорошо ходить на лыжах или кого-нибудь там обгонять?
Володя подумал-подумал и говорит:
— Хитрый ты, Пистолетов. Конечно, научиться!
Подкова
Однажды мы с Храбровым и Пистолетовым догоняли свой взвод. Нас посылали в соседнюю дивизию, и когда мы вернулись, оказалось, что наш взвод ушел далеко, в деревню под названием Колотушки.
Пошли мы в Колотушки.
Идем-идем, видим — дорога наша разветвляется: одна тропинка от нее отходит, другая.
Еще немного прошли — сразу четыре тропинки разбежались от нашей дороги в разные стороны. А главной дороги, по которой мы шли, нет. Кончилась уже. Превратилась в четыре маленькие самостоятельные тропинки.
Остановились мы, стали совещаться: по какой нам идти? Спросить-то ведь не у кого.
Энергичный Пистолетов
— По этой надо идти.
Я говорю:
— Нет, по этой. На твоей даже следов нет.
Тогда энергичный Пистолетов говорит:
— На двух других тоже есть следы. По какой идти?
Смотрю — действительно: на двух других тропинках тоже следы есть от тяжелых солдатских сапог.
А Храбров в нашем разговоре участия не принимает. Храбров прогуливается поочередно по всем четырем тропинкам и внимательно приглядывается к ним.
Рассердились мы, спрашиваем:
— А ты что, как на пляже, гуляешь? Думай, по какой тропинке нам идти.
Он отвечает:
— Я и так думаю. И даже знаю теперь, по какой. По этой, где я стою.
Смотрим мы сначала на тропинку, потом на Храброва.
Абсолютно ничем не отличается его тропинка от наших!
А он говорит:
— Помните ту историю со взрывпакетами?
— Как же не помнить, помним!
— Так вот, — говорит Храбров. — Дудкин тогда свои сапоги и Володины починил сам. И еще ему один знакомый кузнец прислал какие-то особые крепкие подковки…
Вспоминаем — действительно, прислал: тонкие, узкие — на весь каблук.
— Вот след от этих подковок, — говорит Храбров.
Смотрим, и правда: отпечатаны на пыльной дорожке подковы — тонкие, узкие, на весь каблук. Рядом четыре штуки — две Ванины, две Московского.
— Ура, Храбров! — говорим мы. — Прощаем тебе сегодня, что ты чуть не попал тогда в плен!
— Ладно, — ворчит Храбров. — Можете не прощать. Обойдусь без вашего прощения…
Пошли мы по этой тропинке и попали прямо в деревню Колотушки.
Рассказали ребятам, как нашли мы их по подковкам.
Смотрим — Дудкин и Московский хмурятся и отрывают свои чудесные подковки.
Мы говорим:
— Что вы делаете? Зачем?
— А затем, — отвечают они, — разведчику-пехотинцу нельзя иметь никаких особых примет. Сегодня по нашим подковам вы нас нашли, а завтра какой-нибудь враг. Мы уж лучше прибьем обыкновенные подковки, как у всех.
Высшая похвала
Уезжал наш сержант. Навсегда. Кончилась его служба. А мы оставались еще в армии. На прощанье он нам говорит:
— Не знаю, увидимся ли еще когда-нибудь, ребята, но на прощанье я вам вот что хочу сказать. Было у нас с вами разное: когда мы понимали друг друга и когда не понимали… когда я гордился вами и не очень, чтоб гордился. Но все-таки чаще гордился, потому что вы — отличные солдаты и парни. И вот, если придет время и нас снова призовут в армию, чтобы дать отпор не учебному, а настоящему врагу, хотел бы я, чтоб у меня в отделении были такие же солдаты, как вы… Счастливо служить!