Неподвластный феномен
Шрифт:
– Не надо, Тори. Оставь эти истории другим.
– Волны не забрали меня, потому что я вспомнила о своем младшем братишке.
– Пять секунд не делают тебе старше, Тори. Прекрати меня мучить. Из-за этого у меня проблемы на работе.
– Седьмой день, Вик. На седьмой день будет уже поздно. Поэтому ты начнешь выживать на пятый. Ты должен быть готов. Врата Кан-Хуга распахнуты.
Вонь гниющей лимфы усилилась. По телу Вика прошел неприятный озноб.
– Я хочу, чтобы ты оставила меня в покое, понимаешь? Прекрати выплясывать
– Воздух, Вик. Тебе понадобится больше воздуха.
Вик кивнул. С чего он вообще решил, что добьется от нее хоть чего-нибудь? Он протянул руку и сжал прядь ее волос. В детстве он расчесывал сестру, в шутку мечтая, что однажды тоже будет покрыт золотистыми локонами, словно кукла. Его волосы по какой-то причине отличались тусклостью. Вдобавок сейчас он слегка полысел.
Вик сграбастал волосы Тори в кулак. Дернул.
– Хочешь меня убить, Вик?
– Не знаю. Я еще не решил.
– В таком случае не затягивай, пока эти лавры не присвоили другие. Но я кое-что скажу тебе, Вик. Ты способен на убийство. Способен вдохновлять на это. Поэтому не мешкай, когда придет время. Иначе океан поглотит тебя без остатка.
«И вот опять начался наш прием у главы культа. Здрасьте пожалуйста! – Вик закрыл глаза. – Настоящая Тори ушла из дому и сгинула где-то на поворотах жизни, оставив плачущую мать и ее любимую консерву. Это существо лишь по недоразумению имеет тело моей сестры».
– Сперва ты будешь винить меня, а потом начнешь радоваться, – сказала Тори. – Ты ведь будешь радоваться, Вик?
– Всенепременно.
Вик поцеловал сестру в лоб. Губы коснулись чего-то влажного, напоминающего внутренность устричной раковины. В нос шибанул минерально-кислый запах. Плечи Вика пришли в движение, словно в попытке скинуть пиджак, показавшийся вдруг мерзким и каким-то скользким.
Голос Тори застал его у двери:
– Воздух, Вик. У тебя должен быть запас воздуха. Ты обязан увидеть мое величайшее достижение.
Ему не хотелось смотреть на нее, и он угрюмо вытаращился на дверь.
– Увы, Тори, но смерть – это не достижение. И даже не инструмент.
Притворив за собой дверь в палату, Вик побрел по коридору. У сестринского поста остановился. Мария, измазав пальцы шоколадом, пыталась поддеть ногтем очередную конфету. Увидев Вика, она расплылась в маслянисто-коричневой улыбке, точно нефтяная медуза.
– Смелее, – сказал Вик.
В глазах Марии вспыхнула радость. Она быстро обшарила взглядом стол, ища салфетку. Ничего не найдя, взялась убирать шоколад с пальцев языком. Плечи Вика опять заелозили, явно намереваясь выскользнуть из одежды, а сам он замер с приклеенной улыбочкой.
Наконец блестевший пальчик медсестры коснулся значка.
– Тук-тук, – произнес Вик деревянным голосом.
– Кто там? – с готовностью спросила Мария.
– Это я, почтальон Печкин, принес заметку про вашего мертвого мальчика.
Глаза
Похохатывая, Вик направился в сторону лифтов.
3.
Вик вошел в просторный вестибюль банка, за которым начинались Главная Площадь Осквернения, Донорские Колодцы и Гильотинная. На Площади Осквернения занимались тем, что всячески размягчали клиентов, распевая дифирамбы Первому межрегиональному. В Донорских Колодцах предлагали вкусить финансовой амброзии, а в Гильотинной понемногу сдирали шкуру с тех, кто, заложив дом или машину, но не почку, теперь рыдал над счетами. Вик гордился прозвищами. Они звучали куда лучше, чем отдел кредитования или отдел взыскания недоимки.
На Вика уставились десятки глаз. Лишь немногие отвернулись – вроде той же Горбань, наконец-то расставшейся со стаканчиком, – когда он взглянул в ответ. Пожав плечами, Вик направился к своему столу на Главной Площади Осквернения. Там его перехватил Захаров, ассистент управляющего. На взгляд Вика, этот парень напоминал тощего факира, только глотал он не шпаги, а вешалки.
– Виктор Иосифович, вас вызывает Вешняков.
– Как сегодня дела с вешалками, Евгений?
– Что, простите?
– Ничего, пойдем.
Вешняков руководил Первым межрегиональным, и Вик подчинялся только ему. Вик кивнул посыльному, потом кивнул тем, кто всё еще таращился на него. Миновав приемную и проигнорировав секретаршу, продувавшую ногти, без стука вошел в кабинет управляющего.
Вешняков сидел за столом. Пахло инжиром. Разумеется, не настоящим, а тем, что попукивают автоматические диффузоры.
– Садись, Вик. Покурим?
– Покурим, – согласился Вик, но предложенных сигарет не взял.
Отодвинув бесполезную бело-красную пачку, Вешняков сцепил пальцы в замок.
– Ты очень харизматичный, Вик, и очень многое сделал для банка.
– Вы не можете меня уволить. – Губы Вика то растягивались, то обнажали зубы, будто хотели продать их. – У меня еще куча дел.
– Вот именно, Вик: куча дел. Неясных. Темных, я бы сказал. – Пальцы Вешнякова потирали друг друга, точно мушиные лапки, пока взгляд блуждал по кабинету. – Но давай сперва закончим с той нотой, что я взял. Ты харизматичен и многое для нас сделал.
– Для банка. – Вик скосился в сторону, пытаясь понять, что именно высматривал Вешняков. – Я многое сделал для банка.
– Да, для банка. И твоя клиентская база обязывает нас, то есть банк, относиться к тебе с должным уважением, Вик. Ты ведь понимаешь это?
– Разумеется.
– Хорошо. Поэтому я попрошу тебя уважать и нас, то есть банк. Будь помягче с клиентами. Если ты в своей неповторимой манере сумел обольстить одного, то на десяток других, будь уверен, это произвело прямо противоположный эффект. Я о глазевших.