Непогребенный
Шрифт:
– Мне так жаль, что вам пришлось участвовать в этой жуткой истории с бедным мистером Стоунексом. Вы, должно быть, места себе не находите.
– А в довершение всего неприятность, каких мало. Узнать, что твой старый друг... вовсе не друг.
Я поднял глаза и встретил взгляд ее серых глаз.
– Этой ночью мне приснился страшнейший кошмар. Вернее, утром. Я проснулся с чувством неизбывного отчаяния, которое не покидало меня весь день. Как странно: большее всего я потрясен тем, чего на самом деле не было.
– Я не удивляюсь вашему кошмару. В последние дни вам пришлось так близко наблюдать смерть... насильственную смерть.
– И
– Поскольку они оба были убиты?
– Убийство – это только часть. Зло проявляет себя не только в убийстве. И, Богу ведомо, не каждое убийство происходит от зла.– На ее лице выразилось удивление, и я добавил: – К примеру, если мистера Стоунекса убил Перкинс, им руководило не зло, а жадность и глупость.
– Но вы не верите, что это его рук дело?
– Нет. Я убежден, что это убийство – результат ненависти, оттого-то у меня неспокойно на душе.– Я не собирался описывать, как жестоко было изуродовано лицо старика.– Я знаю, что зло находилось от меня в двух шагах.
– Это слово применяется к самым различным понятиям.
– Для меня оно означает удовольствие мучить ближних или видеть их страдания.
– Есть ли среди нас такие, кто в этом совершенно неповинен?
Я не ожидал услышать это от нее. Поскольку вопрос застал меня врасплох, я невольно произнес:
– Я, несомненно, ощутил сегодня зло в самом себе, и это напугало меня больше всего.
Глазом не моргнув от моего признания, миссис Локард заметила:
– Не кривя душой, мы все должны признать, что не чужды зла. Наша религия учит за зло воздавать добром. Но это трудно.
Мне не хотелось говорить, что религии у нас разные. Да и отбросил ли я все христианские суеверия, если все еще толкую о зле?
– Особенно трудно, когда тебе причиняет боль человек, бывший твоим другом и потому знающий, как тебя лучше уязвить.
– И все же не кажется ли вам, что мучить ближних стремится только тот, кто сам несчастен?
– Вероятно, так и есть. Но меня поразила его злоба, желание во что бы то ни стало ранить побольнее. То же поразило меня ужасом и в ночном кошмаре: ощущение зла.
– Не хотите ли рассказать мне о нем? По-моему, если с кем-нибудь поделиться, легче бывает забыть о кошмаре.
– Было бы невеликодушно вам его навязывать.
– Мне в самом деле интересно. Я хотела бы послушать, доктор Куртин. Но прежде давайте перейдем в гостиную, будем пить кофе.
Вскоре мы уселись на широкую софу в ярко освещенной комнате, где в камине весело потрескивало пламя. Хозяйка потребовала обещанного рассказа.
– Ну что ж, сон был удивительнее некуда, – начал я.– Я стискивал в руках какое-то существо, издававшее самый отвратительный запах. Глаза у меня были закрыты. Я как будто боролся с ним. Находился я где-то высоко. Лежал в кровати, как мне кажется. За окном кричали птицы. Больше всего меня мучило ощущение, будто это существо мне в чем-то родственно. Оно было едва ли не частью меня самого. В отчаянии, пытаясь спастись, я оторвал его руку – или, скорее, то, что ее заменяло: крыло или щупальце – и
Миссис Локард сочувственно вздрогнула:
– Кошмары как стервятники: нападают, когда мы совсем беспомощны.
– Я плохо спал с самого приезда. Буду счастлив отсюда уехать.– Назавтра мне предстояло долгое путешествие в поезде, из одного места, где мне были не рады, в другое.– Простите. Я был невежлив.
– Ничего подобного. Вам не терпится встретить Рождество, да и дети ждут не дождутся своего дядюшку.
– На самом деле я боюсь туда ехать.
Если миссис Локард была удивлена, она ничем этого не выдала и стала ждать продолжения. Увидев на ее лице явственное сочувствие, не имеющее ничего общего с пустым любопытством, я произнес:
– Они так радуются своему новому младенцу, так влюблены друг в друга, что я им, конечно же, не нужен. Они приглашают меня каждый раз из жалости, чтобы мне не пришлось встречать Рождество в одиночестве.
– Я уверена, что они хотят вас видеть. Просто убеждена.
– Зачем я им сдался?
– Мне кажется, вы человек очень добрый. Доброжелательный и благородный. Простите за дерзкое предположение, но я не верю, что у вас нет друзей, которые вас любят.
Я улыбнулся.
– Несколько приятелей по колледжу, таких же старых зануд. Думаю, «любовь» не совсем подходящее слово, чтобы обозначить, какие чувства мы друг к другу питаем. Мне следовало остаться с ними в колледже, как обычно, а не навязываться к племяннице. Ужасно, когда из-за чужого счастья тебе становится печально на душе. Винишь себя в том, что ты завистник.
– Было бы противоестественно не испытывать такого чувства. Вы же не желаете им зла.
– Нет-нет. Я никому не желаю зла. Просто хочу чуточку счастья для себя. В юности я и представить не мог, что к пятидесяти годам окажусь ни с чем. Думал, все, чего я желаю, само собой осуществится. У меня был единственный шанс, и я его упустил.
Я тут же пожалел о своем признании, и, вероятно, угадав это, миссис Локард проговорила:
– Если ты не один, одиночество может ощущаться еще острее.
Ее откровенность меня удивила. Я достаточно наблюдал, как обращается с нею муж, чтобы представить себе их совместную жизнь. В памяти непрошено и ярко всплыла картина, виденная два часа назад в передней гостиной, и внезапно мне показалось, что я прожил трусливую, лишенную дерзновенности жизнь. По крайней мере, Бергойн и Фиклинг поступили иначе.
– В особенности если нет детей, – добавила она.
– Я очень об этом жалею, – отозвался я, вспомнив слова мистера Систерсона о том, что она потеряла ребенка.– И с возрастом все больше и больше.
Миссис Локард одарила меня печальной улыбкой:
– Мне известны джентльмены значительно старше вас, которые женились и заводили детей.
– Что касается женитьбы, второй возможности у меня не будет.
– Но если я правильно поняла, вы сказали, что у вас нет жены?
– Я не могу вступить в брак. Чуть раньше я был не только невежлив. Я еще и покривил душой. Я сказал, что у меня нет жены. На самом деле...– Я приостановился.