Непогребенный
Шрифт:
– А за ризничим – регент?
– Да, – ответил он, и во взгляде его зажглось любопытство.
– Я думал о смерти Бергойна. Надо полагать, система с тех пор не менялась.
– Меняется только то, что совершенно явно мешает работе. – Доктор Локард встал. – В этом сила англиканской церкви.– Он подошел к пристенному столику и открыл коробку, которую там оставил.– И раз уж мы заговорили о Бергойне, я думаю, это вас заинтересует, Куртин. Настоятель отдал их мне на сохранение. Они будут выставлены в библиотеке.
– Что это, Роберт? – Миссис
Доктор Локард вынул из коробки и положил на стол два комплекта ключей, каждый на короткой цепочке. В одном ключей было два, оба крупные, а в другом – шесть маленьких, разного размера. Доктор Локард поднял вторую связку.
– Это, как я понимаю, набор собственных ключей Бергойна: от конторы, дома, сундуков и прочего.
– Вероятно.– Я пояснил миссис Локард: – Эти ключи были найдены на теле, обнаруженном утром в соборе.– Я вновь обратился к ее мужу: – Помню, в труде доктора Шелдрика говорилось, что на трупе, который был принят за Бергойна, не обнаружили его ключей, поэтому Фриту и Лимбрику пришлось взламывать дверь его конторы.
– Что меня озадачивает, это происхождение остальных двух, – произнес доктор Локард, указывая на вторую связку.
– Они ведь очень большие, не правда ли? – согласился я.– Для частного дома слишком велики.– Собственно, я догадывался о назначении по крайней мере одного из ключей.– У меня как раз при мне мои собственные ключи, и один из них не уступает в размерах этим, поскольку моя квартира относится к началу семнадцатого века и замки сохранились с тех времен.– Я вынул из кармана свои ключи и положил их рядом с другими.– Ключи Бергойна даже больше.
– Хотел бы я знать, зачем ему понадобился этот второй комплект, – произнес доктор Локард, когда мы подошли к буфету, где стоял кофейник.
Мгновение все молчали. В первый раз в жизни я внезапно решился на смелый поступок, и мое сердце бешено забилось.
– Ну как, Роберт, ты раскрыл тайну? – спросила миссис Локард со своего кресла у камина, где она плела кружево.
Я оглянулся и, увидев, что ее муж наливает кофе, схватил связку ключей.
– Хотите еще чашку, доктор Куртин? – спросил доктор Локард.
Я обернулся к хозяину и хозяйке:
– Спасибо, нет. Я прекрасно провел вечер, но уже поздно, а завтра утром вас, наверное, ждет масса дел. Мне тоже предстоит долгое путешествие.
– Будьте добры, непременно зайдите ко мне перед отъездом. Мне очень хочется узнать, что вы решите. Я все утро, с половины девятого, буду в библиотеке. Хочется еще поработать над манускриптом.
– Уверен, там найдется еще много интересного.
Он улыбнулся:
– Надеюсь, мы сможем завтра обсудить условия его публикации.
Я молча наклонил голову.
– До свиданья, доктор Куртин, – сказала миссис Локард.
– Большое спасибо за приятный вечер, – отозвался я. Пожимая мне руку, она произнесла с улыбкой:
– Подозреваю, что в ближайшем будущем вы Турчестер не посетите?
– Поскольку
– Мне бы этого очень хотелось. Роберт посещает Кембридж время от времени, и его можно уговорить, чтобы он взял и меня.
– Я провожу вас, доктор Куртин, – проговорил ее супруг.
– Очень надеюсь, что ваши личные дела уладятся, доктор Куртин, – вполголоса произнесла миссис Локард, когда ее муж вышел в холл.
– Наша беседа принесла мне большую пользу. Никогда ее не забуду.
У парадной двери доктор Локард взял мою руку и, не выпуская ее, сказал:
– Жду не дождусь, когда узнаю о вашем решении.
– Так или иначе, завтра узнаете.
Он отпустил мою руку, и я нырнул во мрак Соборной площади.
ПЯТНИЦА, НОЧЬ
Итак, Фиклинг все же остался без работы. Это было делом моих рук, но я не торжествовал. Так или иначе, я почти не сомневался, что в нужду он не впадет. Тут тоже, как ни странно, решение зависело от меня. Мне не приходилось винить себя в том, что с ним произошло, так как я наконец понял: он завлек меня в город якобы ради примирения, а на самом деле собирался мною воспользоваться. Он не ожидал того, что я встречусь с доктором Локардом и получу кое-какие сведения об обстановке в капитуле, ведь я должен был все время торчать на Вудбери-Даунс.
Я размышлял о словах миссис Локард. Мысли о женитьбе, возможной, если я буду свободен, приходили мне раз или два, и я подумывал о вдове одного моего сослуживца – женщине лет на десять моложе меня, оставшейся без мужа год назад с двумя маленькими детьми. Она отличалась добрым, мягким характером, и, как мне казалось, я ей нравился. Трудно было взять на себя такую ответственность при моих доходах. Профессорского жалованья хватило бы с избытком, но я знал, что, если издание манускрипта будет поручено Скаттарду, кафедра мне никак не светит. Тем или иным путем доктор Локард добьется, что я не буду признан даже как открыватель.
Я помедлил вблизи старой привратницкой, в том месте, где раньше, вероятно, стояла стена, огораживавшая сад за домом Гамбрилла. Я видел высокую черную фигуру каноника Бергойна; в незапамятные времена он стоял здесь ночь за ночью и думал о «тайном преступлении», которое привело его к смерти. Не каменщика он имел в виду – теперь мне это было известно. Даже если он знал об убийстве Роберта Лимбрика, не об этом преступлении он грозил поведать миру. Нет, скрытый отвратительный проступок, к разоблачению которого он себя подталкивал, был совершен – или только задуман – им самим. Я припомнил слова его проповеди: Ему одному ведомо, как он свернул со своего пути на греховную и чуждую тропинку, ведущую в гнилое болото.