Непокорная для тирана
Шрифт:
— Ты вышли мне файлом всё, что я не должна делать. Постараюсь заучить, — огрызаюсь также тихо и ныряю в салон.
Наш водитель — один из родственников Валиева. Имени не запомнила. Но натужно улыбаюсь, ловя его взгляд в зеркале заднего вида. Я уже жалею, что согласилась на эту авантюру. Как бы выжить в другой культуре целую неделю и не прибить самого главного шовиниста?
Как только Саид взбирается на переднее сиденье, машина выезжает из аэропорта. Мужчины переговариваются о чем-то своём и на чужом языке. Я разбираюсь со своим пересобранным телефоном, который глючит по-страшному и злит
Примерно через час мы заезжаем в какое-то селение. Сначала не придаю значения, но чем глубже мы едем, тем сильнее я прикипаю к окну и рассматриваю быт совершенно чужой культуры. Я в какой-то другой мир попадаю. Или, лучше сказать, в другой век.
Среди кособоких и одноэтажных домов можно заметить и довольно внушительные особняки, и средненькие коттеджи. Но не это удивляет. Хотя и смотрятся такие дома очень странно, даже нелепо. Удивляет другое. Детишки, пасущие крупный и мелкий рогатый скот. Мужчины на лошадях или ослах с повозками. Очень мало женщин, и все они завернуты в платки. И, конечно же, природа.
В сравнении с серым однотонным Петербургом эта местность — просто красочная долина. Ярко-голубое небо без единого облака, по которому плывёт солнце. И освещает бескрайние поля, зелёную молодую траву, что растёт густым ковром. Цветущие деревья и набухшие будущие плоды фруктов. Горные хребты, на вершинах которых ещё лежат снежные шапки, но по ним уже скачут козлы.
Наша машина так нелепо смотрится среди всей этой первобытной красоты. Она большая, занимает большую часть дорожного полотна на протяжении всего серпантина. Но через пару поворотов и километров я замечаю точно такие же автомобили. Здоровенные, разномастные и крутые. Возле одного из домов в ряд выстроились мужчины. Старикам вынесли стулья, и они сидят. Все вдоль улицы. И именно возле этих ворот останавливается наша машина. Похоже, приехали. Ладони потеют. Страшно становится, так как эти сидящие да стоящие мужчины пугают.
Саид первым выходит из машины и распахивает дверь с моей стороны. Сжимает мои пальцы, даруя одновременно поддержку и предупреждая, чтобы держала свой нрав в узде.
Валиев что-то говорит на незнакомом языке старикам, склоняет голову перед ними, но проходит мимо, в дом. Точнее во внутренний двор. Тут же царит женское царство. Нас встречают женщины. Очень много женщин. Они снуют между двумя домами, расположенными на одном участке. С подносами носятся, щебечут. И, заметив Саида, бросают все свои дела и идут к нам. Страшно становится вдвойне, потому что их взгляды скрещиваются на мне, и я прям вижу, как растёт недовольство.
Вытираю вспотевшую ладонь об подол тёмного платья. Смотрю спокойно и уверенно. Хотя внутренне меня ещё как потряхивает. Валиев будто чувствует моё состояние. Большим пальцем оглаживает тыльную сторону ладони и отпускает, только когда ему приходится обнять подошедшую женщину средних лет.
— Здравствуй, мама, — сухо, без теплоты здоровается. Остальным подошедшим девушкам да женщинам просто кивает.
— Саид приехал! — дребезжит голос, и дамы расступаются, пропуская очень худую старушку.
— Приехал, нана, — Саид меняется кардинально. Улыбается открыто, в глазах какой-то блеск появляется. И её он обнимает искренне, крепко, да так, что старушечьи
Наобнимавшись, бабуля переводит на меня взгляд, и мне становится ещё больше не по себе. Почему-то очень хочется понравиться этой женщине. И совершенно не хочется ей врать.
— Нана, познакомься, моя невеста Кристина, — не оставляет никакого шанса Валиев, притягивая под свой бок.
— Здравствуйте, — лепечу.
— Сара, дай ей платок, — приказывает старушка, повернув голову к маме Валиева. И тут я понимаю, в кого пошёл любитель приказывать. — Иди, Саид, попрощайся с дедушкой. Мы тебя ждали. Кристина со мной останется.
Инициативная бабушка берет все в свои руки, командует, покрикивает. И женщины разбегаются врассыпную выполнять обязанности.
— До вечера, куколка, — выдыхает мужчина, оставляя поцелуй на виске.
Как только он пропадает за воротами, меня утягивают в один из домов. Вручают платок и показывают, как нужно повязать. А повязать надо. Таков обычай. Я не спорю, понимаю, что явилась в чужой монастырь и свой устав нужно запихнуть подальше.
Незанятые женщины вместе с бабушкой садятся за стол. И в первую очередь меня очень сытно кормят. Горячим супом, потом горячим чаем с халвой. Рассказывают, каким был дедушка Валиев. Его вспоминают, молитвы читают.
Потом бабушка отправляет меня отдохнуть после дальней дороги. Но я отказываюсь и предлагаю помощь. Ведь гости потоком заходят, чтобы выразить соболезнования. Приносят готовую еду, выпечку.
В дом заходят только женщины и близкие родственники-мужчины, чтобы передать передачки или забрать подносы для гостей. Для мужчин накрывается отдельный стол за воротами, и там, как старший из рода, их принимает Саид.
Как мне объяснили, целых три дня продлится такое паломничество. От рассвета до заката. Любой проходящий имеет право зайти, и хозяева обязаны его принять, напоить чаем, накормить и отправить не с пустыми руками.
В доме, откуда выносят покойника, нельзя готовить эти три дня. Поэтому соседи, родственники и все неравнодушные приносят разнообразную горячую еду, выпечку и сладости, которые в последствии и раздают.
Я не хочу отсиживаться и отделяться от коллектива, поэтому охотно помогаю родственницам Валиева. Ношу гостям чай да халву, разбираю вместе с двумя молодыми девушками принесенную еду по тазам да кастрюлям. Упаковываю хлеб и выпечку, которую гость заберет с собой перед выходом. К слову, не все гости долго сидят. Некоторые только пьют чай и уходят. Некоторых буквально уговаривают съесть суп или плов.
В общем, пока все вертится и крутится, ко мне теряют полностью интерес, что мне на руку. Правда, нет-нет да и замечаю косые взгляды.
Через два часа после нашего приезда вся мужская часть уезжает на кладбище хоронить. И у нас появляется несколько часов спокойствия. Гости ещё приходят, но только женщины и их немного.
Я выжата как лимон. Девчата, с которыми я до этого фасовала продукты, ушли на второй этаж молиться. Оставшись одна, падаю на стул, вытягиваю ноги на соседний, чтобы немного дать им отдыха. Наливаю себе горячий чай и тянусь к пахлаве, что манит меня уже давно. На кухню заходит мать Саида. Сара, кажется. В компании ещё одной женщины, чуть моложе.