Непокорный алжирец
Шрифт:
Развалившись на диване, Ришелье дымил папиросой. По хмурому лицу генерала было видно, что настроение его отнюдь не радужное. Полковник попытался разрядить атмосферу шуткой.
— У вас завидное терпение, мой генерал. Столько времени, да ещё с утра, сидеть с глазу на глаз с доктором, — меня бы на такое не хватило, клянусь богом!
Насмешливая улыбка тронула недовольное лицо генерала. Он подул на плотное облако дыма.
— Интересуетесь, полковник, результатом «переговоров»?
— Разрешите? — Франсуа сел в кресло. — А что, доктор Решид весьма интересный человек. Если бы нам удалось подобрать
Занятый своими мыслями, Ришелье не был склонен к разговору. Он бросил в пепельницу дымящуюся папиросу и неохотно сказал:
— Вам уже известно моё мнение о том, что вы называете новой программой. Если хотите, повторю ещё раз: всё это бессмыслица, игра в бирюльки! Таким путём престиж Франции не сохранить. Вооружённые силы — вот что, в конечном счёте, решит вопрос. Надо полагаться именно на оружие и только на него. Что же касается доктора… Вчера, когда мы возвращались от Абдылхафида, вы сказали одну хорошую арабскую пословицу: хвост собаки не выпрямить, если даже сунуть… Куда его надо там сунуть?
— В колодку, — подсказал Франсуа.
— Вот именно! Собачий хвост не выпрямится, даже если его сунуть в колодку. Очень верная пословица и полностью годится для вашего доктора Решида.
Франсуа счёл за лучшее не возражать.
Генерал поднялся, давая понять, что не хочет больше говорить о докторе.
— Прошу извинить, полковник… У нас какие планы на сегодня?
Франсуа сказал, что собирается встретиться кое с ком из местных торговцев и к двум часам постарается освободиться.
После его ухода генерал вызвал к себе майора Жубера:
— С сегодняшнего дня установите наблюдение за домом доктора Решида и не спускайте глаз с него самого. Выясните, где он бывает, с кем встречается. Людей для этого подберите лично — посообразительней и поопытней. Он ни в коем случае не должен знать, что за ним следят.
Майор молча козырнул.
На углу улицы Виктуар Малике остановила машину. Она с ужасом смотрела на белёсые в ярком солнечном свете языки пламени, охватившие трёхэтажное здание. Огромная толпа колыхалась, кричала, задние напирали на передних. Пожарных не было — огонь никто не гасил. Лишь полицейские и солдаты оцепили горящий дом и, размахивая прикладами винтовок и резиновыми дубинками, пытались сдержать напиравшую толпу. А люди возмущались, кричали, слышались ругательства. Малике растерялась и не знала, что предпринять…
Утром она проснулась успокоенная. Ночные тревоги улеглись, и всё казалось не таким уж безысходным. Ахмед обещал позвонить, они сговорятся о встрече и решат, как им быть. Наскоро выпив кофе, Малике села у телефона с книжкой в руках, попыталась сосредоточиться, но ничего не получалось. Как заворожённая, смотрела она на телефонный аппарат. Наконец раздался долгожданный звонок. С бьющимся сердцем девушка схватила трубку. Хриплый незнакомый голос спросил отца. Лицо Малике погасло.
— Уехал в город, — ответила она и, положив трубку, с досадой стукнула по аппарату кулачком. Постояла в раздумье, потом позвала Мустафу, велела ему вывести машину к подъезду и пошла к себе переодеться.
Малике
— Ты куда, родная? Куда собираешься, доченька?
— Покатаюсь немного по городу и вернусь, — сказала Малике.
— Не надо, доченька, не езди, — попросила Фатьма-ханум. — Отец строго-настрого наказал, чтобы ты никуда не уходила. Он вот-вот вернётся и, если узнает, что тебя нет, будет браниться. Не надо его сердить, родная.
Малике возмущённо сверкнула глазами.
— Вы что, на цепи меня собираетесь держать? За какую провинность такое наказание?
Фатьма-ханум обняла дочь.
— Ну что ты так горячишься, доченька? Через три часа нам выезжать, собираться уже пора, а ты когда вернёшься? Лучше позвони ему по телефону.
— Кому, мама? — притворилась непонимающей Малике.
Фатьма-ханум глубоко вздохнула.
— Да уж тебе ли от меня таиться — знаю ведь, куда собралась!
Малике порывисто обняла мать.
— Ах, мамочка милая! Если бы папа был такой, как ты! Ради собственной прихоти он хочет погубить моё счастье.
— Что говоришь, глупая! Ну-ка, замолчи сейчас же. Может ли отец желать зла своему ребёнку! — Фатьма-ханум нежно погладила блестящие волосы дочери.
— Мамочка, я пойду… Я мигом!..
Она схватила свисавший со спинки стула лёгкий, как облако, шарф, перешагнула через валявшийся на полу розовый халат и торопливо застучала каблучками по лестнице, словно опасаясь, что мать спохватится и остановит её.
И вот теперь Малике оцепенело наблюдала за суетившейся толпой, преградившей ей путь к дому доктора Решида. Наконец, она медленно развернула машину.
Мать доктора, Джамиле-ханум, выбивала на веранде маленький коврик. Малике она встретила с искренней радостью.
— Ты ли это, дочка?.. Тьфу, тьфу, тьфу! — чтоб не сглазить, совсем красавицей стала, с каждым днём хорошеешь! Приехала проведать свою старую бабушку? Молодец, дочка, молодец.
Джамиле-ханум явно наговаривала на себя. Высокая, худощавая, статная, проворная в движениях, она выглядела моложе своих пятидесяти. И лишь седина в волосах да усталые глаза говорили о том, что прожитые годы берут своё.
Она провела Малике в гостиную, усадила на диван.
— Посиди, дочка. Во всём доме никого кроме меня нет. Ахмед вот-вот вернётся. Его пригласил к себе генерал. Хорошо бы к добру…
Только теперь Малике поняла, почему Ахмед не позвонил, но настроение её от этого не улучшилось. Для чего генерал пригласил Ахмеда? А вдруг правда, что Ахмед покупает оружие и генерал узнал об этом?
Девушка глубоко вздохнула. Нет, нет, ничего не случилось, ничего не случится, всё будет хорошо.
Она прошла в кабинет доктора, заставленный книжными шкафами. На письменном столе лежала раскрытая книга стихов на французском языке. Некоторые строчки были подчёркнуты красным карандашом, а на полях стоял восклицательный знак. Склонившись над столом, Малике стала читать: