Непокорный алжирец
Шрифт:
— Вы напрасно не воспользовались советом Малике, — сказал он. — Не-делайте глупости! Простите за откровенность. Я не позавидовал бы вашему положению.
— Разве? — сделал удивлённые глаза доктор. — Чем же вам не по душе моё положение?
— Не храбритесь, доктор, это ни к чему. И вы и я, оба мы прекрасно понимаем, о чём идёт речь. Ваша жизнь висит на волоске, и надо постараться спасти её, пока не поздно. Его превосходительство господин генерал — человек разумный… Мы разъясним ему, что вина ваша не так уж велика. Генерал согласился даже освободить вас.
— Неужели?
— Я
— Что же потребует от меня генерал за такую милость?
— Очень немногого. — Бен Махмуд достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги, развернул его и протянул доктору. — Вот, надо подписать это письмо и послать на имя его превосходительства господина генерала. Больше ничего.
Решид пробежал глазами текст письма, несколько секунд внимательно, с интересом разглядывал Бен Махмуда. На губах у него промелькнула усмешка.
— Да-а, подписать, конечно, дело не сложное… Садитесь-ка сюда, я вам сейчас одну маленькую историю расскажу.
— Рассказывайте… Я постою.
— Тогда — слушайте, — начал Решид. — У одного господина был пёс. Пришло его время, и он околел. Хозяин завернул его в саван и пригласил на похороны всё селение. Люди были поражены: какой-то несчастный пёс издох, а хозяин так чтит его. Значит, любил сильно. И они стали утешать его: не поддавайтесь, мол, печали. Чего другого, а собак на свете много. На это хозяин собаки им ответил: «Конечно, почтенные, вы правы — собак на свете много. Но найду ли я такую преданную, как эта, — вот в чём вопрос».
— Не понимаю, при чём здесь какой-то хозяин и издохшая собака, — пожал плечами Бен Махмуд.
— Не понимаете? Я вам объясню, — сказал Решид. — Меня заботит одна мысль: если вы вдруг, нечаянно отдадите богу душу, где найдёт генерал такого бескорыстного преданного кобеля, как вы? А?
Бледные щёки Бен Махмуда покрылись густым румянцем, словно от пощёчины. Он вырвал из рук доктора листок:
— Вы забываетесь, доктор! Вы слишком распустили свой язык!.. Я в любую минуту могу вас уничтожить, как таракана!..
— Иди, — сказал Решид, поднимаясь с топчана; Бен Махмуд испуганно попятился, — иди, пёс, и доложи своему хозяину: чем жить собакой, вроде тебя, предпочитаю тысячу раз сгнить в этих стенах! И пусть твой хозяин больше не присылает сюда продажных тварей! Понял?
У Бен Махмуда от злости перехватило дыхание. Дрожащими руками он никак не мог сложить бумагу. Золотые очки прыгали на его хрящеватом носу.
— П-погоди же! — прошипел он заикаясь. — Я т-тебе покажу, кто п-продажный!
После ухода Бен Махмуда доктор долго не мог успокоиться. И как только земля носит такого подлеца!.. Собрать в кучу все его подлые делишки — высоченная гора получится, а этот под такой ношей даже не гнётся. Вот проклятый!.. Вот негодяй!..
Глава одиннадцатая
Город проснулся в необычное время — на рассвете. Предутреннюю тишину распороли
Стрельба началась в центре города, поэтому паника охватила сразу французскую часть населения: может быть, на город напали мятежники? Одни взывали к богу, другие метались в поисках безопасного убежища.
Когда уже совсем рассвело, по радио выступил комендант Жубер. Он объявил, что «Секретная военная организация» взяла судьбу страны в свои руки, вводится военное положение, населению предлагается сохранять спокойствие, и призвал французов присоединиться к ОАС.
Потом большую речь произнёс генерал Ришелье. Он, как обычно, долго и пышно разглагольствовал о славе Франции, помянул Наполеона, обрушился на Елисейский дворец, капитулирующий перед мятежниками и отдавший Алжир кучке бандитов.
— Мы никогда не согласимся с таким позором! Будем бороться за Алжир до последней капли крови! Если Франция — галльский петух [21] , то Алжир — его крылья! — заявил он.
В заключение генерал сказал, что отныне и навеки военная и гражданская власть в Алжире находится в крепких руках, ОАС будет бороться за упразднение центрального правительства, парламента и партий и создание вместо них Национального совета, и всякие попытки ослабления национального духа будут караться по всей строгости военного времени.
21
Галльский петух — национальная эмблема Франции.
Речь произвела двоякое впечатление. Одна часть европейского населения города бросилась открывать шампанское, другая — сумрачно затаилась в ожидании репрессий, в общем, положение напоминало туманный день, когда трудно различить дорогу в нескольких шагах. Париж был спокоен: из радиоприёмников, настроенных парижскую волну, лилась лёгкая музыка.
В спальне Шарля шторы на окнах были подняты, и солнечный свет заливал комнату. Предупреждённый накануне Фернаном, Шарль намеревался встать пораньше, чтобы быть, так сказать, живым свидетелем исторического момента. Однако засиделся в гостях у Абдылхафида, переусердствовал, налегая на редкостные вина, и сейчас, выставив огромный колышащийся живот, предавался сновидениям. Слуга уже несколько раз прислушивался к густому храпу у двери и уходил прочь, ехидно усмехаясь.
Наконец храп затих, в спальне послышалась возня, удушливый утренний кашель заядлого курильщика: Шарль проснулся. Ещё не откашлявшись как следует, он прислушался, ничего необычного не уловил и торопливо зашлёпал босыми ногами к радиоприёмнику, путаясь в длинной ночной рубашке.
Пока приёмник гудел, нагреваясь, Шарль крутил ручку настройки, спеша отыскать Париж. Лёгкую музыку уже не передавали. Знакомый голос диктора был полон решительности: «Смутьяны будут наказаны… Народ не даст себя обмануть кучке авантюристов… Да здравствует Пятая республика!..»