Непокорный талисман
Шрифт:
– Но почему именно мы?
– недоуменно пожал плечами тот, кого именовали Арлекино.
– Даже смешно, великую миссию доверяют людям маленьким и незначительным, - он с комическим видом развел руками и притопнул ногой, затянутой в черно-белое трико.
– Я вовсе не считаю себя маленьким и незначительным, - резко прервал его Питер, - меня удивляет другое. Мы с женою - жители окраины Империи. Приморский край далек от Светлоземья. Даже язык у нас другой. А актеры и вовсе иностранцы. Отчего же именно нам с ними доверено спасать
Жрица улыбнулась:
– Как разобрать, где свои, где чужие? Столетия и события перемешивают тела и души. Все мы из разных концов Империи, несхожи наши языки. На каком наречии я сейчас обращаюсь к вам? Не ведаете. Так знайте же, что есть и слова единые для всего сущего. Моими устами говорит Богиня, ее голос понятен всем. А разве вы сами не ощутили, что "близко" и "далеко" вовсе не абсолютные и неизменные представления. Ветер Судьбы Наперекор Времени в мановение ока забросил вас всех за тридевять земель и за много месяцев от того места, где вы были им застигнуты.
Сейчас мы боремся не только за Светлоземье. На кону весь наш Мир. А в битве добра и зла на нашей стороне люди с добрыми сердцами и светлыми душами.
Арлекино расхохотался:
– Посмотрите на зверскую физиономию моего дружка Панталоне...
– Важна не внешность, а суть. Но мы должны поспешить. Той, что нашла в вас опору, вновь необходима помощь, - жрица ступила внутрь костра, и он заиграл всеми цветами радуги.
– А теперь станьте вокруг, возьмитесь за руки, ощутите силу Светлоземья и дайте ей перелиться через вас к находящейся на краю гибели...
Пламя взметнулось ввысь и в нем возникло видение. Тесно заставленная, заваленная рукописями, завешанная чучелами животных келья. Старик в расшитой звездами мантии, колдующий над кипящей на спиртовке жидкостью. В кресле напротив него полулежала юная девушка. Ее руки и ноги охватывали браслеты из сгустков тьмы. Такой же обруч сковывал голову. Видно было, что несчастная испытывает неимоверные страдания. Лицо ее было залито слезами, губы искусаны до крови.
– Элика! Элис!
– восклицания смешались.
– Быстрее становитесь в круг! Беритесь за руки!- голос ведуньи звенел от напряжения.
Руки сомкнулись. Люди, такие различные, оказались едиными в стремлении спасти девочку, завоевавшую их любовь и доверие.
Звездочет плеснул жидкость на основание огромного хрустального шара, поверхность которого будто поглощала скудный свет, льющийся через мелкие стеклышки черной и багровой окраски:
– И быть тебе лишенной силы, покорной и безгласной...
Девушка выгнулась, и вдруг ее путы разлетелись в клочья. Старик обернулся к ней, вскинул руку, но было поздно. Шар лопнул. Воздушная волна выбила забранное решеткой окно, черно-красным дождем брызнули осколки.
В пелене рассыпавшихся длинных светлых волос внезапно возникли очертания крыльев. Белая чайка взмыла над креслом и вылетела в оконный проем. Колдун кучей старого тряпья
Золотой луч солнца украдкой заглянул в огромную пещеру. Пятеро обессилено сидели вокруг погасшего костра. Дряхлая старушка с клюкою принесла кувшинчик с ароматным питьем, разлила по глиняным чашкам.
– Вот и вырвалась наша птичка на свободу. Что ждет ее впереди?
– в голосе Мавры смешались радость и печаль.
– Ей суждено еще немало испытаний, - взгляд морщинистого лица утратил пронзительность, он стал спокоен и ласков, - но теперь ее уж никому не одолеть.
– Свидимся ли с нею снова?
– смущенно прошептал толстяк в колпаке.
– Всенепременно, - ободрила его ведунья.
День разгорался. И точно также разгоралась надежда в сердцах друзей юной Элис.
ГЛАВА 17. ЗАЛОЖНИКИ ЧУЖИХ СТРАСТЕЙ
Хорлан с его крикливыми жадными до зрелищ толпами давно остался позади. Но память не отправила воспоминания о нем в захламленный дальний чуланчик. Более того, на их фоне померкло даже оглушительное удивление, испытанное Гошем, когда внезапно открылась правда о его царском происхождении.
Жизнь словно разделилась на три неравные части. В калейдоскопе последних событий уже подернутое дымкой полузабвения босоногие детство и отрочество в рыбацкой деревушки, закончившиеся отрешенно-испуганными взглядами родителей, сознавшихся, что им передали его на воспитание еще во младенчестве вместо их внезапно скончавшегося малыша.
Затем месяц, стоивший многих лет : триумфальное продвижение к Хорлану со свитой телохранителей и придворных. Упоительное прикосновение шелков и бархата к его не избалованному подобной лаской телу.
А после - вихрь рыжих кудрей и пронзительно беспомощное, будто вопль раненного олененка, сияние дивных зеленых глаз. В них плескались отблески детских страхов и обид, настороженность котенка, загнанного в угол, и восторженное ожидание чуда, надежда на то, что он, Гош, сильный и бесстрашный, спасет, укроет эту девочку от зла и бед, кишащих вокруг. Тогда все пережитое прежде исчезло, пропало, утратило смысл. Все, кроме нее, юной хрупкой женственной и совершенно беззащитной. Коллет! Коллет!!!
Гош-Алексис помнил каждое мгновение их первой встречи, их первых полных юного пыла ночей. И потому шумный пыльный и претенциозный Хорлан, где все это случилось, стал для него святым и незабвенным.
Верный преданный Реваз не понимал этого и даже, кажется, ревновал Гоша к его избраннице. Он даже пытался разубедить юношу пожертвовать городу 100 золотых дукатов на обновление ратуши, площадь перед которой царевич желал украсить мраморной скульптурой, изображающей его с ненаглядной Коллет. Гош будто воочию видел их обоих в белом мраморе : рука в руке, глаза в глаза. Не разъединить, не разлучить вовеки!