Непостижимое (Онтологическое введение в философию религии)
Шрифт:
3. Непосредственное самобытие как субъективность
Мы исходили в этом нашем размышлении о природе непосредственного самобытия из того факта, что как обычное, так и философски ориентированное сознание имеет склонность вообще не видеть в непосредственном самобытии подлинной реальности, а замечать в нем только либо его отражение и обнаружение в составе предметного мира, либо его функцию как субъекта познания. Мы долины были показать ложность обоих этих воззрений и подчеркнуть в противоположность им обоим, что непосредственное самобытие на свой лад есть по своему существу подлинная реальность - более того, непосредственное откровение реальности вообще, как таковой. Но теперь мы должны направить наше внимание на еще не учтенный нами доселе момент в непосредственном самобытии, из которого мы можем усмотреть все же относительную правомерность основной тенденции господствующего воззрения (хотя и с совершенно иным обоснованием).
Дело в том, что лишь отчасти эта господствующее воззрение объяснимо психологически тем, что человеческое сознание обычно стоит под подавляющим влиянием предметного мира (или - при идеалистической ориентировке направляет свое внимание преимущественно на функцию познания). Отчасти же это воззрение выражает - хотя и неправильно обосновывает - некое первичное и само по себе в
Мы усмотрели момент динамичности, потенциальности, неустойчивости, незаконченности стремления как существенный определяющий признак непосредственного самобытия. Этим уже сказано, что всякое "делание", всякая активность внутри непосредственного самобытия долины оставаться, собственно, безрезультатными, потому что в его составе динамизм "стремления" или "делания" не может устранить себя самого посредством окончательного достижения цели стремления, именно положительности и покоя обладания. Именно это основоположное соотношение, очевидно, предносилось Шопенгауэру, когда он изображал принципиальную, из существа дела вытекающую неосуществимость, безнадежность "воли к жизни", которая никогда не может достигнуть своей цели, а сравнима лишь со змеей, которая, извившись в кольцо, кусает свой собственный хвостlxxxi. Своеобразная форма бытия непосредственного самобытия есть форма потенциальности мочи, становления (что, конечно, не должно быть смешиваемо с творческой актуальностью реальности); это есть некоторым образом бытие в форме стремления к бытию. Но именно в этом, при правильном понимании, и заключается его "субъективность". Оно стоит как бы на пороге между небытием и бытием и в этом смысле может быть в порядке аналогии уподоблено чему-то вроде "тени" или "сна". Как это гениально коротко выражает Шекспир: "Мы сделаны из того же материала, как сны"lxxxii. Или даже, пользуясь словами античного поэта: наше существование есть только тень, видимая во сне, - "сон тени", (k(?( ?(((. Эта форма бытия как бытия "призрачного", как бы промежуточного между бытием и небытием, есть специфическая, присущая именно непосредственному самобытию как таковому трансрациональность. Она трансрациональна, непостижима по существу именно потому, что может быть выражена лишь антиномистически - как нечто, что есть, не будучи бытием, или как нечто, что сразу и есть и не есть. Именно поэтому это своеобразие непосредственного самобытия остается с обычной точки зрения "загадочным", ускользает от сознания, руководимого критерием рациональности.
Несмотря на то, что непосредственное самобытие отнюдь не есть что-либо ничтожно малое, что могло бы иметь силу лишь как "придаток" объективной реальности, а, напротив, само по себе есть неизмеримо великая и богатая содержанием реальность, как бы особая бесконечная в себе вселенная, - ему все же, повторяем, присуще то свойство, что оно в пределах самого себя, собственно, не может осуществить себя. Поэтому оно и не может оставаться внутри самого себя, пребывать в себе, а по самому своему существу, так сказать, имеет потребность в дополнении или в том, чтобы прислониться к чему-либо иному, опереться на что-либо иное, чем оно само, и может лишь в ином или примыкая к иному достигнуть своей цели, своего истинного существа. Оно по своему существу есть орудие или среда для чего-то иного, чем оно само, и лишь в связи с этим иным выполняет свою функцию и тем достигает подлинного бытия. Если понятие "кажущегося" брать не в смысле "мнимого", т.е. в смысле заблуждения или ложного мнения, которому ничто вообще не "соответствует в реальности, а в смысле именно "кажущегося бытия", т.е. бытия непрочного, беспочвенного, призрачного, тенеподобного, - в противоположность истинному бытию, подлинному или сполна сущему, ?(((( ?(, то непосредственное самобытие именно и не есть ?(((( ?(, а есть такого рода беспочвенное, витающее, призрачное бытие. В этом и заключается смысл его "субъективности". Где человек как бы противоестественно и противосмысленно пребывает в пределах одного лишь непосредственного самобытия, - другими словами, где непосредственное бытие замыкается в самом себе, не выполняя своей функции быть средой или путем к объективности, там мы уже имеем дело с его заболеванием, именно с безумием.
К существу непосредственного самобытия необходимо принадлежит, таким образом, трансцендирование, выхождение за пределы самого себя, переход через границы своей собственной области бытия. Ибо лишь когда оно овладевает чем-то иным и как бы льнет, прилипает или прикрепляется к чему-либо иному, оно приобретает прочную основу и его потенциальность может достигнуть прочности актуальности и тем самым своей подлинной цели. Здесь в самом общем смысле имеет силу слово, что лишь тот сохранит свою "душу", кто отдаст или потеряет ее ради чего-то иногоlxxxiii.
Но есть различные способы или формы этого трансцендирования. Первая и самая общая его форма, которая в известном смысле и до известной степени (от обсуждения в подробности этого соотношения мы должны здесь воздержаться) образует общую раму или фон для всех иных форм трансцендирования, есть трансцендирование в познавательной интенции, в "идеальной" направленности "взора" на реальность, которая в силу этого становится нашим идеальным "достоянием" и предметно познается нами. Если мы выше должны были отклонить господствующее мнение, что познавательная интенциональность есть определяющий признак собственной формы бытия
Но этот род трансцендирования именно в силу его "идеальности", несмотря на всю его необходимость, собственно, не есть "реальное" трансцендирование непосредственного самобытия как такового. То, что "трансцендирует", т.е. "переступает границу", в чистой познавательной интенции, познавательной направленности на предмет, не есть, в сущности говоря, само непосредственное самобытие как таковое, а лишь чистый луч "света", исходящий из него или проходящий сквозь него и достигающий объекта. Можно сознавать или даже отчетливо познавать окружающий нас мир и все же оставаться совершенно "равнодушным" к нему, - в своей "душевной жизни" оставаться замкнутым в себе, т.е. не переступать пределов непосредственного бытия - продолжать, как говорится, "вариться в собственном соку". В пределе можно представить себе ясное познание окружающего нас бытия, причем последнее - ввиду отсутствия какого-либо нашего деятельного или эмоционального участия в нем - будет для нас чем-то вроде сновидения или театрального "зрелища", притом внутренне нас ни в малейшей мере не затрагивающего. Надо думать, что помешанные имеют - за пределами своих навязчивых идей - такого рода безучастное познание мира, оставаясь именно поэтому замкнутыми в мире своего непосредственного самобытия.
Но эта чистая познавательная интенция в соответствующей ей форме незаинтересованного, безучастного созерцания или констатирования есть в своей отрешенной форме скорее исключительное и даже патологическое явление в составе функционирования непосредственного самобытия. А именно, с познавательной интенцией обычно с самого начала связана - уже через посредство функции "внимания" (подробности дела мы опять должны здесь оставить в стороне) - интенция "чувства" и "хотения", интенция "интереса". Мы не только "познаем" предмет, но и "чувствуем" и "хотим" его, "интересуемся" им - даже и в отрицательной форме "избегания" его, "отталкивания" от него; и по большей части познавательная интенция сама практически руководима этой конкретной эмоционально-волевой интенцией. Лишь в силу этой последней интенции вещи становятся для нас вообще "существенными", "важными", приобретают "значение" - суть в практическом смысле "для нас"; и лишь отсюда возникает эминентный, именно практический смысл того, что мы зовем "действительностью". "Действительность" есть в этом смысле то, что действует на нас. Динамический элемент непосредственного самобытия направлен при этом и вовне; и присущая непосредственному самобытию противоположность между его собственной, внутренней безграничностью и внешней ограниченностью проявляется в стремлении воспринять "внешнее", "иное" в себя, подчинить его себе, или прислониться, прильнуть к нему, или бороться против него, ограждать себя от него. В силу этого непосредственное самобытие есть вместе с тем бытие-в-мире, бытие-с-миром. И эта связь с миром (и бытие в нем) настолько определяюща в конкретном осуществлении непосредственного самобытия, что, как мы видели, она обычно прикрывает собой, заслоняет, делает невидимым подлинное внутреннее существо непосредственного самобытия как такового.
Но и эта живая, эмоционально-волевая интенция есть лишь как бы промежуточная ступень, нечто среднее между чисто идеальным трансцендированием в познавательной интенции и подлинно реальным трансцендированием самого непосредственного самобытия как такового. Ибо, хотя эта живая интенция есть подлинная форма обнаружения и действенности непосредственного самобытия, подлинная реакция на "мир" последнего как такового, - она все же не есть подлинное трансцендирование самого непосредственного самобытия, Непосредственное самобытие, правда, при этом реально "направлено" на нечто ему внешнее, иное или переживает в себе его действие, но оно все же не выходит за пределы самого себя, не обретает подлинной почвы для себя в ином, а, напротив, пребывает в самом себе и-, следовательно, в своей "субъективности", ограничиваясь лишь тем, что оно как бы выпускает из себя некие щупальцы. Заключенное в нем внутреннее противоречие или противоборство - состоящее в том, что, будучи в себе самом "всем", оно лишь потенциально, скрыто, лишь "некоторым образом" есть все, оставаясь фактически, во вне, в своем конкретном осуществлении, лишь ограниченным, лишь "одним из многого", - это противоречие или противоборство остается непреодоленным и в конкретной эмоционально-волевой интенции "Действительность" даже в разъясненном только что эминентном ее смысле остается лишь внешней средой, препятствием или вспомогательным средством для существа человеческой жизни как непосредственного самобытия, которое по-прежнему остается бытийственно замкнутым в своей ограниченности. И в самой благоприятной и практически нас интересующей среде, среди полной и успешной внешней активности человек может остаться внутренне одиноким, замкнутым в себе, продолжать страдать от противоречия между внутренним своим притязанием на безграничную полноту - притязанием, образующим само его существо, - и своей фактической ограниченностью и чуждостью всему иному.
Реальное трансцендирование непосредственного самобытия, подлинная его связь и слияние с превосходящей его реальностью, подлинное обретение устойчивой почвы для своего бытия и, тем самым, реальное преодоление его субъективности совершается лишь там, где непосредственное самобытие встречает и обретает вне себя самого, за своими пределами, реальность, в каком-то смысле сродную по существу ему самому, с которой поэтому оно может как-то слиться или на которую оно может прочно опереться своим внутренним существом. Это может совершаться в двух измерениях: в направлении "во-вне" и в направлении "во внутрь". Первая форма есть реальное трансцендирование непосредственного самобытия в другое "я"; в другое "есмь", в другую "самость" - в нечто, что, будучи сродно ему по роду своего бытия, есть все же не оно само, а "другое"; это есть трансцендирование в отношении "я-ты". Вторая форма есть трансцендирование в чистую объективность - в смысле внутренне-самоочевидного, в себе самом основанного уже не потенциального, а актуального бытия, которое, однако, по своему содержанию сродно непосредственному самобытию, есть, как и оно само, бытие-для-себя трансцендирование как бы в истинную, прочную, актуальную основу самого непосредственного самобытия. Это есть трансцендирование в реальность духа. Каждая из этих двух форм трансцендирования должна быть нами рассмотрена в отдельности.