Неправильный диверсант Забабашкин
Шрифт:
Нужно сказать, что двоих записал на свой счёт Воронцов. Пока четверо возились с Садовским, на чекиста ринулись двое, вероятно, самых отмороженных. И получили своё. А по-другому и быть не могло, ведь только сумасшедшие могли бежать безоружными на человека, державшего в руках пистолет-пулемёт.
Одним словом, чекист не подвёл. Всадил как минимум половину рожка в нападавших, после чего перевёл оружие на кучу, что боролась с Садовским. Но выстрелить не успел, потому что они поочерёдно уже покинули наш мир, получив каждый по пуле от меня.
На этом
Четверых выживших новоиспечённых пленных, которые не принимали участия в бунте, подтащили к ранее пленённым, и чекист стал оказывать генералу первую медицинскую помощь, разрезав сапог и замотав бинтом ступню.
Всё это время я наблюдал за постройками, но с той стороны больше никакого движения не наблюдалось.
Прошло ещё минут десять тягостного ожидания. Всё было спокойно.
Старший лейтенант Тамбов, наконец, оторвался от бинокля и нетерпеливо спросил:
— Что скажете, Забабашкин, могу я идти к самолёту?
Я хотел было его попросить ещё немного подождать, но тут услышал шум в лесу, что исходил левее нашей позиции.
Тут же перевёл в ту сторону винтовку.
«Неужели немцы обошли?!» — напрягся я.
Но, к счастью, всё оказалось не так. Всмотревшись сквозь листву и деревья, в просветах сумел разглядеть лошадей, телеги и продвигающихся красноармейцев нашего отряда. Крикнул два раза совой, тем самым подав условный знак. Через пару минут из осторожно пробираясь сквозь кустарник появились разведчики.
В двух словах описал им текущую обстановку и дав добро на движение к самолёту, попросил забрать с собой и лётчика.
— А вы? — спросил меня тот.
— А я, товарищ старший лейтенант, к вам присоединюсь тогда, когда вы погрузите в самолёт всех раненых и приготовитесь к взлёту. Пока же моя позиция находится тут, и я вас должен прикрывать.
Глава 3
Единственный шанс
Когда разведчики, забрав с собой летчика, ушли, продолжил внимательно осматривать аэродром на предмет сюрпризов. Но они, к нашему всеобщему счастью, отсутствовали. Всё мёртвое было мёртвым, и лишних живых видно не было.
Тем временем, вначале на поле развернулся разведотряд, а за ним вышли и были доставлены раненые, но всё ещё готовые к бою красноармейцы. В колонну по двое в ускоренном темпе бойцы направлялись к самолёту. Не прошло и пятнадцати минут, а внутрь фюзеляжа уже был перенесён первый раненый. Не переставая прикрывать погрузку, я наблюдал, как Воронцов докладывает об обстановке Селиванову, и как после этого двое бойцов помогают раненому комдиву подняться по лестнице в самолёт.
Лётчики к этому времени завели двигатели самолёта и сейчас прогревали их. Я заметил, что сидящий на месте пилота Тамбов постоянно поглядывает в бинокль в мою сторону и машет рукой.
«Ясно, всё готово. А что с тяжёлыми?» — спросил я себя и
Тяжелораненых на повозках и рядом с самолётом видно не было, значит, они уже находились внутри. После них стали загружаться остальные красноармейцы.
Глядя на очередь людей к лестнице, невольно поймал себя на мысли «А влезут ли все бойцы, или нам придётся ещё какой-то самолёт взять в „аренду“? И, кстати, ведь у нас же ещё и пленные есть. Надо с ними тоже будет что-то решать».
Нужно сказать, сейчас жизнь пленных напрямую зависела от вместительности самолёта. Я не сомневался, что для генерала и полковника места найдутся, а вот для рядового состава — солдат и техников — пока неясно.
Так оно и вышло. Наши бойцы завели в самолёт немецких офицеров, а затем зашли сами, набившись внутрь корпуса, как в автобус в час пик. При этом пленный рядовой состав остался лежать на взлётке.
Заметил, как Воронцов начал мне призывно махать руками.
«Ага, вас понял! Слезаю», — сказал я себе и ещё раз, что называется, на посошок, пробежал взглядом территорию контролируемого объекта.
Потенциальная живность на ранее зачищенных точках не подавала признаков жизни.
— Вот и хорошо! — прошептал я и опустил голову вниз, чтобы посмотреть, куда нужно будет поставить ногу для начала спуска.
И тут же завис, потому что в голове словно бы застыла картинка, которую я случайно увидел боковым зрением. На восточной окраине аэродрома было движение. Немедленно сфокусировал зрение в том направлении. И увидел то, что видеть совершенно не хотел, и до последнего момента рассчитывал, что этого нам удастся избежать.
Мчащаяся на большой скорости немецкая бронетанковая колонна двигалась к аэродрому со стороны Троекуровска, и это недвусмысленно говорило, что нашу эвакуацию пытаются сорвать.
— Ёлки-палки! — выругался я, хотя где-то в душе знал, что по закону подлости нечто подобное просто обязано было случиться.
С другой стороны, стоит признать, что этого и не могло не произойти. Столб чёрного дыма был виден за десятки километров вокруг, его просто не могли не заметить. А если учесть, что, скорее всего, незамеченный мной немецкий радист доложил наверх о происходящем бое на аэродроме, то всё происходящее было закономерно — немцы обязательно послали бы сюда войска. Просто где-то в глубине сознания, в душе, я хоть и прекрасно понимал обстановку, но надеялся и верил, что мы всё же успеем спастись, прежде чем противник сообразит, что конкретно тут происходит.
Но враг успел организоваться и собирался не дать нам исполнить задуманное. Стало очевидным, что если я прямо сейчас побегу к самолёту, то времени всё равно не хватит, я же не умею телепортироваться. Очевидно, что за то время, пока я буду бежать, немцы приблизятся на дистанцию выстрела, и дождавшийся меня самолёт не сможет взлететь. Во всяком случае с нами на борту. Танки врага попросту преградят нам путь, перекрыв взлётно-посадочную полосу, или, что тоже вероятно, расстреляют прямой наводкой.