Неправильный красноармеец Забабашкин
Шрифт:
«Чёрт… Во страх припёр человека. Его бы, по-хорошему, отпустить вместе с ними в город и забыть о его малодушии. Видно же, что очень боится и полностью деморализован. Ну какой из него сейчас боец? – риторически спросил я себя и тут же отмахнулся от своей демократичности, задав актуальный вопрос: – А если его не будет у меня в помощниках и в этот момент немцы начнут атаковать мою позицию, то кто мне будет патроны заряжать?»
Ответа на этот вопрос не было, а потому оставалось надеяться, что Зорькин всё же придёт в себя и в трудную минуту не подведёт.
В
Сейчас уже стало очевидным, что немецкое наступление началось. Да, оно шло не совсем обычным темпом, но шло. Взвод врага, который по штату вроде бы должен был насчитывать сорок семь человек, неумолимо полз вперёд. То, что я насчитал около сорока человек, ничего не значило. Вполне возможно, что их больше. Они постоянно перемещались и маскировались, удачно используя складки местности.
Посмотрел в их сторону, убедился, что они всё ещё ползут, и вновь перевёл взгляд на занятый противником город.
Мне совершенно не верилось, что за движением пехотинцев никто не наблюдает. Очевидно же, что их вышестоящие командиры, те, кто непосредственно руководит данной операцией, должны получать информацию с поля боя.
«А это значит, что должен быть наблюдательный пункт, откуда бы им хорошо видно то, что происходит сейчас и будет происходить в дальнейшем, когда начнётся основная фаза наступления», – сделал логичный вывод я и сфокусировал зрение на зданиях, что располагались на окраине Троекуровска.
В основном это оказались одноэтажные или двухэтажные кирпичные дома. Но нашлись и трёхэтажные и даже пятиэтажные строения, которых, к слову сказать, было не так много. Практически во всех зданиях отсутствовали стёкла и выбиты оконные рамы. И хотя серьёзных боёв в городе не происходило, тем не менее бомбардировка с воздуха и артиллерийские обстрелы по нему велись, и именно этим объяснялось наличие множества повреждений.
Поочерёдно максимально фокусируя зрение на каждом объекте, я не спеша изучал один дом за другим.
И вскоре это ожидаемо принесло свои плоды. Наблюдатель противника был мной обнаружен. Точнее сказать, не сам наблюдатель, а то место, откуда велось наблюдение. Чердак под крышей длинного трёхэтажного жилого дома, стоящего на окраине города, оказался очень удобным местом, с него хорошо просматривалась вся окрестность. В торцевой стене дома зияла дыра, вполне возможно, специально пробитая, а не являвшаяся следствием применения снарядов и бомб. Именно в этой дыре располагались и наблюдатель,
Первым моим желанием было немедленно уничтожить если не наблюдателя, то саму стереотрубу – оптический прибор, состоящий из двух перископов. Такие перископы, как правило, использовали для наблюдения из окопа. Ведь благодаря конструкции наблюдатель может вести слежение, оставаясь в зоне недосягаемости для стрелков противника. Вот именно такой перископ сейчас и решил использовать противник, очевидно не забывая о наших снайперах.
Всем хорошо известно, что если командование теряет управление войсками или уже не может контролировать их в реальном времени, то такое управление является неэффективным. А раз так, раз командование не успевает вовремя реагировать на постоянно меняющуюся оперативную обстановку на поле боя, то значит, эффективность боевых действий существенно падает. Следовательно, по-хорошему, наблюдателя или же хотя бы стереотрубу необходимо как можно скорее уничтожить. Но вот только вновь возникал всё тот же постоянно витающий в воздухе вопрос: «А имею ли я право подвергать демаскировке свою позицию?»
И хотя командира под рукой не было, ответ, на мой взгляд, на этот вопрос должен быть однозначным: «Нет! Не имею я права на это!»
Да и ранее, в штабе, я получил чёткий приказ комдива: «До появления танков активности не проявлять и свою позицию не раскрывать».
Ну а приказы надо выполнять, тем более что они логичные и правильные. Поэтому решил просто наблюдать и ждать, пока Воронцов с Садовским вернутся с новыми указаниями. Быстро окинул взглядом ползущих вражеских солдат и, увидев, что те без изменения направления перемещаются всё в ту же сторону, то есть к нашим передовым траншеям, решил сосредоточить своё внимание на наблюдателе.
И когда я на него посмотрел, сразу же сфокусировав зрение, то от испуга аж упал в свой окоп, от неожиданности поправив каску.
Это не ускользнуло от глаз Зорькина.
– Ч-что? Что там?! – отняв руки от своей головы, забеспокоился напарник.
– Э-э, ничего! Всё нормально. Отдыхай, – ответил я, не став его тревожить, и аккуратно высунулся, вновь посмотрев на наблюдателя.
Ну а тот, как и прежде, смотрел не то чтобы на меня, но, можно сказать, в нашу сторону.
«Чегой-то он?» – удивился я, не веря, что противник мог нас заметить.
Наша позиция была достаточно неплохо замаскирована. Военная форма тоже имела привязанные к гимнастёркам растительность и ветки. Снайперы же, что прикрывали фланги моей позиции, вообще одеты в десантную камуфлированную форму. К тому же снайперские пары являлись профессиональными военнослужащими, и в том, что их могут заметить с такого расстояния, я очень сомневался. Сейчас середина двадцатого века и оптика ещё не достигла таких высот, каких она достигнет через восемьдесят три года. А потому лично у меня абсолютно не было сомнений в том, что противник наши позиции с такого расстояния не мог заметить.