Неправильный лекарь. Том 4

Измайлов Сергей

— Спасибо, Иван Терентьевич, будьте рядом на всякий случай. Борис Владимирович, работаем, — обратился я уже к Корсакову и смотрел, как мальчик погружается в сон.

— Начинайте, — сказал Корсаков.

— Света, скальпель, — сказал я и не глядя протянул руку медсестре. В руке через секунду оказалась ручка необходимого инструмента. Умница девочка.

Малым разрезом здесь не обойтись, так как повреждение артерии не в области ворот селезёнки, а до неё обязательно надо добраться. Кровоточащие мелкие сосуды успокаивал прикосновением пальца

и направляя точечный поток энергии, парень и так много крови потерял, поэтому я старался экономить каждый миллилитр, каждую каплю.

Чтобы добраться до места повреждения артерии, я сначала перевязал сосудистый пучок возле ворот селезёнки, удалил её, и только потом полез дальше, к месту повреждения. Мне теперь нужно перевязать селезёночную артерию ещё дальше, чтобы снова не получить кровотечение.

Виктор Сергеевич получился идеальным ассистентом, так как сам имел внушительный опыт в подобных операциях. Он угадывал каждое моё движение и перемещал крючки и зеркала без дополнительной подсказки именно так, чтобы мне было максимально хорошо всё видно на дне раны. ПУЛЯ

Наконец выделена оставшаяся культя селезёночной артерии, дважды перевязана и прошита, можно выходить. Пользуясь случаем, я эвакуировал из брюшной полости излившуюся туда кровь и сгустки, так парнишка быстрее поправится. Последняя задача — удалить пулю, если это возможно. Раневой канал нашёл без труда, пуля оказалась в забрюшинной клетчатке, куда она залезла, чудом не повредив сосудистый пучок левой почки. Я не стал делать разрез, а попробовал достать свинцовую штуковину зажимом. Получилось, кусок окровавленного свинца громко звякнул об дно металлического лотка на инструментальном столе. Да, охотничий калибр, таким лося свалить можно, мальчику ещё сильно повезло.

Теперь настала пора альтернативной смешанной хирургии, от которой у любого хирурга из моего родного мира волосы встали бы дыбом. Зашить рану, потом сразу заживить её магией и тут же снять швы, чтобы не мешались. Таким образом поэтапно, точнее послойно я уходил из брюшной полости, а не сразу всё зашил и снял потом только швы с кожи. Единственный шовный материал, который остался внутри у мальчика — лигатуры на селезёночной артерии. Да, их тоже можно было убрать, зарастив эту культю наглухо, но я решил перестраховаться и оставил. Старые привычки не дают покоя и на новом месте.

Ну вот, операция завершена, сняты последние швы и можно выдохнуть. Борис Владимирович следил за состоянием мальчика и регулярно докладывал. Прямо настоящий добросовестный анестезиолог. На момент окончания операции давление было немного ниже нормы, а пульс выше, но в пределах допустимых цифр соответственно кровотечению. Я думал, что будет хуже.

— Будить? — спросил Корсаков, когда понял, что операция закончилась.

— А получится разбудить не до конца? — спросил я. — Хочу, чтобы он поспал пока. Отвезём в палату, будем наблюдать до завтра как минимум.

— Можно и так, — кивнул Борис Владимирович. — Долго хотите чтобы

он поспал?

— Хотя бы несколько часов, — пожал я плечами. — Если получится до утра, то совсем здорово будет. И восстановится хорошо заодно.

— Ладно, сделаем, — сказал Корсаков и приложил ладони к вискам парнишки.

Миша сначала открыл глаза, потом снова закрыл, а на лице вместо маски боли появилась мечтательная улыбка. Молодец, мастер души, мне уже нравится, как это выглядит. Надо как-нибудь будет попросить, чтобы и меня так спать уложил. Не смешно, не будет такой возможности. Разве что, когда мы с Юдиным снова приедем к нему на банный день. Надо будет повторить, здорово тогда провели время.

Отец мальчика полностью пришёл в себя, успокоился и мог нормально воспринимать происходящее. Теперь с ним можно было поговорить о состоянии здоровья мальчика до того, как он получил эту злополучную рану. Оказывается, он и раньше очень боялся боли и падал в обморок даже просто при сильном ушибе, а тут такая рана. Примерно также мальчик реагировал на вид крови. Наверно вырастет утончённая натура. Возможно поэт или архитектор, будет строить новые изящные храмы или городские ратуши, прекрасные замки. А может напишет бессмертные поэмы, которые будут учить в школе наизусть.

Когда перевели парнишку в палату, до меня дошло, что попасть домой у меня сегодня не получится. Я не могу себе позволить оставить мальчика без личного наблюдения. А вдруг он снова выдаст асистолию? Из всех, кого я знаю, такой «дефибриллятор» есть только у меня и членов моей семьи. Но не оставлю же я дежурить в палате отца или мать, а сам укачу домой и спокойно лягу спать? Вот и я говорю, бред это. Вот только закажу ужин из полюбившегося грузинского ресторана, запасусь кофе и рогаликами и можно дежурить. Заодно могу изучать фармакологию, книги-то с собой.

Отец мальчика тоже наотрез отказался уходить домой. Я его полностью понимаю и поддерживаю. Внёс коррективы в заказ на доставку, ужинать будем с ним вдвоём, остальных я отправил по домам. Иван Терентьевич уходил последним и очень неохотно. После того, как он наблюдал за моими уверенными и быстрыми действиями во время операции, он зауважал меня ещё больше, если такое возможно. Видимо хотел обсудить со мной некоторые моменты, но я уговорил его поговорить об этом потом, в другой раз. Сейчас просто реально устал и даже просто светскую беседу поддерживать желания ноль.

— Господин лекарь, может вы пока поспите немного? — спросил отец мальчика, увидев, как отяжелели мои веки после сытного ужина, который мы с ним только что на пару употребили, запивая айраном. — А я посижу с Мишей. Клянусь, что буду руку держать на пульсе и не отлучусь ни на секунду, пока вы не придёте.

— Пожалуй вы правы, — улыбнулся я, с трудом размыкая в очередной раз веки. — Я вздремну буквально часок в соседней палате. Если что-то не так, или даже просто появились малейшие сомнения, сразу меня будите, договорились?