Неприкаянные
Шрифт:
Только-то? — разочарованно вздохнул Айдос. — А то, что недругов у нас много, не удивило тебя?
— Нет. Люди говорят, что вся степь против нас. Что же тут удивляться, мой бий…
— Когда все против одного, куда же деваться одному? — спросил грустно Айдос.
— А некуда ему деваться, мой бий. Он должен родиться снова, как Ерназар.
Не думая, видно, сказал стремянный.
«Таким, какой я есть, не примут меня степняки, — решил Айдос. — Каким же примут?»
Явившись снова в мир, как Ерназар, чей облик он мог бы принять? Чью душу взять? Стал
Доведись Айдосу снова родиться, душу бы принял Мамана. Светла и добра она у него. И захотелось старшему бию походить на «русского бия». Представил на какое-то мгновение, что он Маман и едет в его тулупе по берегу Арала, с верными людьми едет, а впереди тянутся к небу тихие дымы «русского аула». И легко стало Айдосу, и покойно. Но тут же отмахнулся от наваждения: «Нет, нет! Не могу в этой тишине быть и не видеть цветущую степь, не скакать по ней, догоняя ветер, не рубить плетью стебли гулкого камыша».
— А нельзя родиться вновь? — спросил, будто очнувшись от сна, Айдос.
Доспан не сразу ответил. Потрудиться пришлось ему: нелегкий вопрос задал ему Айдос. А когда ответил, то еще больше огорчил бия:
— Можно, но тогда надо умереть.
«Вот ведь как рассудил пастух! — ужаснулся Айдос. — Места мне в этом мире нет. Айдос-бию, хану каракалпаков, нет места».
— Значит, все, что мы делали на тое, не примут степняки?
— От бия не примут, — пояснил стремянный.
— А от хана?
Доспан опять задумался и сказал:
— От хана примут.
— Разве хан разумнее бия?
— Нет, сильнее бия. Айдос невесело засмеялся:
— Выходит, мне вновь надо родиться, и родиться ханом.
— Да, мой бий.
«Пастух все же Доспан, — подумал Айдос. — Не видит он ничего, кроме стада, и не знает ничего, кроме посоха. Степь только та, что за тырлом, небо только то, что над тырлом».
— Всегда ли ханы рождаются во дворце? — спросил стремянного Айдос.
«Конечно, ханы рождаются во дворце, иначе зачем нужны дворцы, если младенцев будут держать на голой земле…»- подумал Доспан и сказал:
— Да, мой бий. Засмеялся весело Айдос.
— Сынок, великие ханы рождаются в юрте, дворцы же для себя они строят сами.
Не знал таких ханов Доспан. Мир-то его был прост и узок: то, что за тырлом, и то, что над тырлом. Но если дедушка Айдос говорит, значит, есть такие ханы.
И Доспан согласился:
— Да, мой бий, великие ханы рождаются в юрте… На том они и порешили. Иных слов у путников не было, и дальше они ехали молча.
25
Перед
— Беда! — крикнул Доспан.
Бий вздрогнул, как от удара плети.
— Что, сынок?
— Вода в степи.
Доспан спрыгнул с коня и попал сапогами в глубокую лужу, глубокую и широкую. Что она широкая, это он понял, когда прошел вперед и не увидел края ее. Сапоги утопали в воде уже по щиколотку. Дальше, наверное, было еще глубже.
— Пропал аул…
— Э-э, зачем лить слезы прежде времени! — рассердился Айдос. — Поспешим-ка лучше.
Доспан влез в седло, и они погнали коней. Не напрямик через воду, а в обход ее.
Слезы лить, верно, рано еще было: не затопило аул. Но старая насыпь, преграждавшая путь паводку, едва сдерживала напор. Прибавится воды пальца на два — и перекатится поток через гребень, зальет землянки и юрты, понесет в степь жалкое добро аульчан.
Бегали по аулу женщины, словно куры, спугнутые с насеста, кричали дети, мычал встревоженно скот. Животные лучше людей и раньше людей узнавали о приближении несчастья.
— Где мужчины? — спросил степнячек Айдос. Убирают юрты. Бежать пора.
— Глупые, далеко ли убежите от воды… Догонит быстрее коня. Аул спасать надо. Эй, степняки! — Он стал сзывать мужчин, подъезжая то к одной, то к другой юрте:- Все на дамбу! С лопатами, мотыгами, мешками.
На зов старшего бия выходили из юрт мужчины и тут же возвращались обратно. Айдос стал срывать пологи.
— Вы что, оглохли? Дамбу размоет, если не поднимем ее на ладонь.
— Не о дамбе, о себе надо… — отвечали ему. Рассвирепел Айдос: людское недомыслие выводило его из себя. Да и кого бы оно не вывело из себя в такую минуту! Вот-вот паводок перекинется через насыпь и пойдет крушить аул. Не бежать, а плыть тогда придется.
— На дамбу! — завопил неистово бий. — На дамбу, глупцы!
Он и другие слова произнес — покрепче и пообиднее.
Однако не торопились аульчане к дамбе.
— Скорее! — звал Айдос.
Как козы, потерявшие хлев, кружились степняки у юрт, то собирались идти к дамбе, то, передумав, возвращались обратно.
Айдос раскрутил плеть и кинулся на упрямых аульчан.
— Доспан! — крикнул бий. — Гони их на дамбу! Растерялся стремянный. Не приходилось ему поднимать руку на людей, да еще с плеткой.
— Гони!
Айдос, первым увидя рядом спину какого-то джигита, протянул по ней плетью, так протянул, что съежился степняк, кинулся бежать в степь.
— Не туда! — зарычал Айдос. — На дамбу! Доспан только махал плеткой над головой, как змеей, и кричал:
— На дамбу! На дамбу!
Побежал наконец к дамбе один степняк. А если побежал один, побегут и остальные. А плетка все гуляет по спинам. Не устает рука старшего бия, хлещет страшными словами степняков Айдос. Стаей черной летят они над аулом. Куда от них спрячешься?