Непрочитанные письма
Шрифт:
— Ладно, — сказал Макарцев. — Пора спать.
— А завтра? — спросил Сорокин. — Как мы завтра, мужики? Комиссия у меня в двенадцать. А у тебя что, Яклич?
— С утра — поссовет. Потом объединение. Ну и УБР, конечно.
— А у тебя, Виктор?
— Посмотрим, — сказал Макарцев. — Война план подскажет.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. УРОКИ
Внизу была майская холодная земля — бурые пятна болот, унылые леса, в тени деревьев лежал снег, однако летели мы к югу, пусть всего километров на пятьдесят, и все же к югу, и то ли мне почудилось, то ли на самом деле было так: минут через десять леса стали гуще и веселее, желтые полоски дорог делали заброшенное пространство обжитым, сопряженным с иными просторами, а фонари буровых вышек были похожи на маяки, выверяющие маршрут всех
— Сто первая! — прокричал бортмеханик, когда вертолет стал жаться к земле, близясь к площадке, сложенной из могучих бревен.
Из балков, разбросанных поодаль, уже бежала к площадке пестрая орава с пузатыми рюкзаками и яркими спортивными сумками на длинных ремнях. Знакомая картина: на северных буровых, когда неделями ждешь оказию, невольно бросаешься, подхватив свое барахло, на звук каждого вертолета — в чаще всего напрасно.
— Ханты? — дружно выдохнули мужики, сгрудившись у трапа.
— Ем-Ега, — ответил бортмеханик.
— У-у... Век бы вас не видать.
И потянулись назад к балкам.
Я отправился следом. Навстречу мне вышагивал Макарцев; его зеленую «китаевскую» куртку, небрежно наброшенную на плечи, я еще сверху заметил. Было тепло и тихо.
С утра не до разговоров — похлебали чаю, торопясь и обжигаясь, да двинули каждый по своим делам, условившись встретиться — если не в обед, то в конце дня непременно.
Ночью выпал снег, но его уже расквасили тяжелые бахилы и резиновые бродни, только с крыш он еще не успел сползти, добавляя света серенькому майскому утру. Кое-где по огородам курились костры, тускло отсвечивала матовая пленка наскоро сколоченных парников, повизгивали пилы и продолжался перестук молотков. Тяжелый КамАЗ, сгрузив штабель свежеструганых досок, с трудом выбирался из тесного двора на горбатую дорогу. Я топтался по городку, пытаясь понять его планировку или хотя бы ее замысел, — так уж повелось в здешних краях, и порядок этот неискореним: северные города начинаются с того, что в прологе, который растягивается на добрые пять актов, строят несколько небольших обособленных поселочков «на всем своем» — Нягань не составляла исключения. Название еще не существующего города объединило поселки лесников, геологов, железнодорожников, буровиков, строителей автодороги, несколько коттеджей «для комсостава» да еще те панельные пятиэтажки, спрятавшиеся в лесу. Хозяевами Нягани были тридцать четыре промышленные организации и одиннадцать учреждений — почти полсотни различных контор. Особняком держалось объединение «Красноленинскнефтегаз» — два непритязательных двухэтажных строения с просторной площадкой для автомобилей; располагалось оно на въезде в поселок, и, судя по тому, как близко подступали к административному зданию металлические каркасы сооружений явно иного назначения, «мозговой трест» обосновался здесь ненадолго.
В коридорах объединения царила суматоха, в которой легко можно было бы углядеть всплеск делового энтузиазма, но что-то бестолковое и даже унизительное просматривалось в том, как не очень молодые люди одышливой трусцой перебегали из кабинета в кабинет, размахивая, словно вымпелами, бумажками разной формы и цвета. Зашел я в два кабинета, и в одном из них мне неожиданно повезло на удивительный, хотя и скоротечный разговор с заместителем генерального директора объединения по геологии Сергеем Сергеевичем Николаевым, — но об этом, пожалуй, позже.
Проваливаясь в сырой снег, распластавшийся по дну оврага, я выбрался на бетонную трассу, подкатил на попутке к маленькой избушке с флагом, где ютился поссовет: городок занимал изрядную площадь, от панельных домов в лесу до балков автодорожников, близ вертолетной площадки, или вертодрома, как его здесь окрестили, было километров десять, не меньше, однако немыслимая протяженность этой, условно говоря, главной улицы несла информацию противоположного свойства: было ясно, что жилья не хватает, школ тоже, а уж что говорить про больницы, детсады, столовые, кинотеатры?..
— За последние два с небольшим года поселок вырос по численности втрое, — сказал председатель исполкома поссовета Евгений Егорович Логачев. И добавил внушительно, чтобы я этот показатель сразу усвоил: — Вот так.
Что-то не похож ты на мэра города, Евгений Егорович, подумал я. Плечи явно не телефонной трубкой развиты, кожа лица выдублена ветрами — а это не гармонирует со строгим уютом кабинетной обстановки. Да и разговор начал без ностальгических экскурсов в прошлое («Три года назад, вот на том самом месте, где мы с вами сидим — тогда, понятно, ни стола, ни стульев, ни самого дома тут не было, — так вот, на этом самом месте медведя я уложил. Иду
— План по вводу жилья не выполняется из года в год. Вот так. Обеспеченность детсадами тридцать процентов, школами — не более половины, стационарного кинотеатра или клуба нет вообще, больничный комплекс строим уже не помню который год...
Зачем я храню свои старые блокноты? Ведь и без них знаю наверняка, что те же или почти те же слова говорили мне в 1972 году в Уренгое, в 1973-м — в Нижневартовске, в 1979-м на Варь-Егане, в 1982-м в Новом Уренгое. Предположим, что в 1972-м Пур обмелел и невозможно было за укороченную навигацию забросить необходимые объемы стройматериалов в Уренгой, что в 1973-м неожиданно рано встала Обь, а в 1979-м внезапная оттепель сорвала доставку грузов по зимнику, но и в 1972-м, и в 1979-м, и сегодня здесь работали и работают люди, и про то, как они работают, мы знаем все или почти все, а про то, как живут? Меня всегда восхищало умение Виктора Макарцева с головой погружаться в решение геологических и технологических загадок, не замечая при этом ни бытовых, ни житейских подробностей, но я помню, как в редкие свои наезды в Москву он жадно рыскал глазами по книжным полкам, театральным афишам, концертным программам Большого зала консерватории — даже ему, человеку на редкость неприхотливому в быту, постоянно не хватало витаминов подобного рода. Меня поражала способность Федора Метрусенко и его жены, «мамы Шуры», мгновенно обживать любое жилье, будь то балок, или комнатка в бараке, или квартира в стандартном доме, но не каждому дан такой талант, во-вторых, а во-первых, судьба метрусенковской дочери, необыкновенно пластичной, одаренной врожденным чувством пространства и цвета девчушки Галки, могла бы сложиться иначе, будь в знаменитой нефтяной столице хореографическое училище или художественная студия. Я и о других детях говорю, чьи возможности остались нераскрытыми, да и о взрослых тоже — их жизнь до того зафлажкована инструкциями и параграфами ведомственного строительства, что даже болеть-то нм рекомендовалось болезнями попроще, из тех, что излечиваются расхожими таблетками да испытанными народными средствами. Четыре стены и крышу над головой в конце концов получал каждый, но этого так мало, чтобы чувствовать себя на земле не в краткосрочной командировке, — такое ощущение преследовало тебя регулярно, иногда угасая, чаще разгораясь...
«Здесь города похожи на долги, с которыми вовек не расплатиться...» — внезапно вспомнились забытые или возникли никогда не существовавшие строчки.
— Давно вы тут, Евгений Егорович?
— Порядком… Лет пятнадцать уже. Нет, не за этим столом, — торопливо дополнил он, смущенно разглядывая внушительные свои кулаки. — Ладил компрессорные станции, был прорабом, сегодня здесь — завтра там... А за письменный стол два года назад посадили. Тогда уже стало ясно, что без города не обойтись, пора глаза продрать, встряхнуться... Вот так. Направили сюда — меня из прорабов, а замом Ельнякову Татьяну Александровну, из учительниц. Не знакомы с ней? Напрасно. Душевная женщина. И здешний, можно сказать, старожил...
— Трудно приходится? Дело-то для вас новое.
— Если б дело... Я за свою жизнь ко многому привык, только никак не могу взять в толк, почему города надо строить так, как это строителям удобнее или заказчику выгоднее, а не так, чтобы лучше жилось людям... А знаете что? — вдруг предложил он, поглядев на часы. — Через несколько минут начнется выездное заседание райисполкома, как раз по строительству города. Яркая будет картина.
Картина скорее была похожа на незаконченный чертеж, но и он оказался вполне выразителен. Один за другим поднимались на трибуну строительные начальники, сыпали цифрами кубов и квадратов, а председатель райисполкома спрашивал:
— Вы как собираетесь отвечать за провал плана по вводу жилья?
Молчание.
— За пятнадцать тысяч квадратов вы ручаетесь?
— Нет, за девять.
— Видите, какая дистанция! В плане у вас двадцать одна тысяча квадратов, вы обещаете пятнадцать, а отвечать собираетесь только за девять. Нет, так у нас не пойдет дело. Это ж игра в одни ворота: вы обещаете, мы принимаем на веру, вы свои обещания не выполняете. У вас все условия есть: железная дорога, Обь рядом. Почему же нельзя построить нормальный современный город? Почему вы так увлечены временными поселками и поселочками? Почему постоянно нарушается генплан?