Непрочитанные страницы
Шрифт:
Вскоре для меня стало очевидным, что я буду заниматься литературным трудом. А литературный труд виделся мне лишь в поэзии — тогда я писал и печатал только стихи,
В двадцать четвертом году, вернувшись в Москву из Бухары, я написал несколько рассказов, которые позже вошли в книгу «Последняя Бухара». Я дал их прочитать Брюсову. Он прочитал и сказал:
«Нет, прозаик из тебя не получится; проза требует большей твердости, а ты прирожденный поэт».
Но в данном случае Брюсов ошибся,— поэт из меня так и не получился...
ПОИСКИ
— Тридцать лет назад я работал репортером в ульяновской газете «Пролетарский путь».
Однажды я узнал, что в Ульяновск приехала Мариэтта Сергеевна Шагинян.
Она поселилась в гостинице — большом каменном трехэтажном здании, в котором, по преданию, был заключен Пугачев.
В то время я писал небольшие рассказы, но печатать их стеснялся. Опубликовал только один рассказ — подражательный рассказ «Пахом»,— его я послал на конкурс, объявленный ульяновской городской газетой.
С трепетом вошел я в гостиницу. Я чувствовал неодолимую потребность показать свои рассказы такой крупной писательнице, посоветоваться с ней, узнать ее мнение.
Мне сказали, что номер, в котором остановилась Мариэтта Сергеевна, находится на втором этаже.
По решетчатым чугунным ступеням я поднялся на второй этаж, подошел к двери и робко постучал.
Молчание.
Я постучал более решительно.
Никакого ответа.
«Она плохо слышит,— сказал проходивший мимо истопник, неся охапку дров.— Возьми полено да и стукни в дверь как следует!..»
Я постоял несколько минут в раздумье, затем выбрал кругляш и энергично стукнул в дверь.
Послышались шаги, дверь распахнулась, и в неясном свете зимнего дня я увидел фигуру женщины в халате. Она чем-то напоминала слетевшую с насеста птицу.
«Вы почтальон?» — спросила она.
«Нет, я не почтальон»,— ответил я.
«А кто же вы?..»
От волнения я не мог произнести ни слова.
«Мариэтта Сергеевна, я пишу... рассказы...» — наконец выдавил я.
Услышав эту фразу, писательница поморщилась и сказала:
«Ну, входите...»
Она предложила мне сесть и спросила, что я пишу и о чем. Она внимательно слушала, одобрительно кивала головой, иногда улыбалась и вдруг совершенно неожиданно спросила:
«Скажите, кто сейчас командует республиканскими войсками в Испании?..»
Я почувствовал, что холодею. Как на грех, я запамятовал фамилию нового командующего.
«Не знаю»,— честно признался я.
Тут произошло невероятное.
Гневно вращая глазами, писательница замахала руками и стала кричать:
«Как же вы хотите стать писателем и не знаете, кто сейчас командует республиканскими войсками в Испании?.. Как вы можете не знать таких крупных событий международной жизни?..»
Она долго еще бушевала и отчитывала
Постепенно Мариэтта Сергеевна успокоилась, гнев ее прошел, и она сказала:
«Ладно... Оставьте ваши рассказы и заходите в это же время через неделю...»
Я ушел в тягостном настроении, убитый и удрученный.
Всю неделю я терзался сомнениями, думая только о предстоящем свидании.
В назначенный час я подошел к заветным дверям.
Теперь меня уже не нужно было учить, как их открывать. Я выбрал аккуратное поленце, стукнул в дверь и через минуту увидел Мариэтту Сергеевну. Она улыбалась.
«Будем пить чай с вареньем!» — сказала она.
«Боже! — пронеслось в голове.— Если меня встречают чаем с вареньем, значит, я написал великолепные рассказы!..»
Мариэтта Сергеевна усадила меня рядом с собой и стала расспрашивать, сколько мне лет, кто мои родители, кого я люблю из писателей.
Я все ждал, что она заговорит о моих рассказах, но Мариэтта Сергеевна молчала.
После чаепития писательница сказала:
«А теперь поговорим о ваших рассказах...»
Из ее слов я понял, что я человек не без способностей, что один рассказ она могла бы рекомендовать какому-нибудь московскому журналу, но не советует печататься...
«У вас еще нет своей темы,— сказала она.— Нет своего коня. Ищите своего коня!.. И когда вы найдете его, можете смело въезжать в литературный ряд... Пусть грива вашего коня будет не очень хорошо подстрижена — не беда! Зато все увидят, что вы сидите на коне!..»
...Что значит «искать своего коня», я понял много позже, когда вплотную столкнулся с жизнью. Постепенно деревня, дорогая мне с детских лет, стала предметом моей писательской любви, и когда в тысяча девятьсот сорок втором году я разъезжал в качестве корреспондента по Алтаю, я почувствовал, как во мне накапливается огромный жизненный материал, как постепенно из этого материала складывается замысел моего первого романа «Горячие ключи».
В «промежутке» между беседой в ульяновской гостинице и первым романом я написал пятьдесят рассказов. Все они были для меня как ступеньки, как подступы к роману...
...Елизар Мальцев улыбнулся и заключил:
— Я вспомнил об этой встрече сегодня, когда мы с тобой проходили по Плотникову переулку, мимо высокого серого дома, на самом верху которого живет Мариэтта Сергеевна.
ДИАЛОГ ДРАМАТУРГОВ
В 1940 году Комитет по делам искусств заказал Алексею Толстому, Илье Сельвинскому и Владимиру Соловьеву пьесы об Иване Грозном.
Соловьев и Толстой были в дружеских отношениях. Встретив однажды Соловьева в Доме актера ВТО, Толстой спросил его с добродушной усмешкой: