Непрочитанные страницы
Шрифт:
— Собирайся, поедем...
— Куда?
— К Вересаеву.
Спустя полчаса Булгаков с женой были уже у Вересаева.
— Вот дело какое, Викентий Викентьевич,— смущенно заговорил Булгаков.— Задумал я пьесу о Пушкине.
— О Пушкине? — переспросил Вересаев.— Очень хорошо... Очень...
— Да, Викентий Викентьевич, но Пушкина в пьесе не будет.
— Как не будет?.. Это очень плохо...
И Булгаков, увлекаясь, начал говорить о своей будущей работе. По тому, как оживленно и красочно рассказывал Булгаков, по тому, как он передавал содержание одной картины за другой, можно было понять: пьеса окончательно, в
Закончив рассказ, Булгаков сказал:
— Вот и все, Викентий Викентьевич... А теперь еще одно дело: хочу пригласить вас в соавторы... У вас богатейший материал... Вы написали книгу о Пушкине... Пусть будет так: ваш материал — моя драматургия...
Вересаев, внимательно слушавший своего собеседника и ни разу не прервавший его, при этих последних словах вскочил, заволновался, забегал по комнате:
— Нет, нет и нет!.. Ни в коем случае!..— восклицал он.— Вы такой талантливый драматург!.. Не нужен вам соавтор... К тому же я вижу, что пьесу вы задумали не так, тему разрешаете неправильно... Где же, позвольте вас спросить, дуэль?
Булгаков внешне спокойно слушал тираду Вересаева. Когда Викентий Викентьевич несколько успокоился и страсти, казалось, улеглись, Булгаков вновь принялся убеждать Вересаева согласиться.
— Поймите,— говорил Булгаков,— будут две фамилии... По алфавиту... Моя и ваша... Все пополам...
Вересаев был взволнован и озадачен. Несколько минут он сидел неподвижно, погруженный в раздумье. Неожиданно он быстро встал, подошел к Булгакову, порывисто обнял его и поцеловал.
Два месяца с утра и до вечера Булгаков работал над пьесой. Он писал со страстной увлеченностью, забыв обо всем на свете. Каждую законченную картину он читал Вересаеву. Но всякий раз работа Булгакова вызывала у Вересаева сомнения, возражения. Разгорались ожесточенные споры, которые иногда длились несколько часов.
Когда пьеса наконец была написана и с Театром имени Вахтангова достигнута договоренность о читке, Булгаков неожиданно получил пакет от Вересаева. Михаил Афанасьевич вскрыл пакет: пьеса о Пушкине.
— Какой золотой старик! — с восхищением воскликнул Булгаков.— Не удержался все-таки, написал пьесу!..
Оказалось, что Вересаев, никогда не выступавший в драматургии и плохо знавший законы сцены, написал слабую, плохую пьесу. Михаил Афанасьевич так и отозвался о ней в телефонном разговоре с Вересаевым.
— Дайте ее в театр,— советовал Булгаков Вересаеву.— Если театр примет ее, я свою пьесу положу в письменный стол и, клянусь вам, не буду даже вспоминать о ней...
Вересаев не послушался Булгакова и пьесу театру не отдал.
Настал день читки.
Читал Булгаков свою пьесу мастерски, с необыкновенным подъемом. Едва он закончил чтение, артисты начали бурно и радостно аплодировать. Булгаков вытащил из первого ряда Вересаева и, как бы утверждая его моральное соавторство, чуть ли не силой заставил Викентия Викентьевича кланяться.
...После того как пьеса начала идти в театрах, Управление по охране авторских прав, согласно завещанию Булгакова, высылало Вересаеву половину авторского гонорара.
Высылало до последних дней жизни не только Викентия Викентьевича, но и его жены.
СТИХИ АНЖЕЛИКИ САФЬЯНОВОЙ
Весной 1918
Мне давно хотелось познакомиться с книгой Сафьяновой, тем более что в некоторых номерах «Сатирикона» и других дореволюционных журналах я часто встречал ее стихи. Но книги Сафьяновой в библиотеках не оказалось.
Тогда мне пришла в голову мысль разыскать автора или хотя бы ее родственников. Я решил справиться в Литфонде: не оказывает ли Литературный фонд материальной помощи поэтессе Анжелике Сафьяновой или ее близким?
Мне ответили:
— В списках Литфонда поэтесса Сафьянова никогда не значилась...
Мне ничего не оставалось делать, как примириться с неосуществленной мечтой и при случае наводить справки у литераторов старшего поколения.
...Недавно писатель Николай Павлович Стальский, которому я сообщил о своих безуспешных поисках, сказал:
— Почему бы вам не обратиться к Никулину?.. Он хорошо знает дореволюционную поэзию и мог бы оказать вам большую пользу...
На следующий день я пришел к Льву Вениаминовичу Никулину. Писатель молча выслушал мой рассказ, улыбнулся и ничего не ответил. Он медленно поднялся из-за письменного стола и подошел к книжному шкафу. Он не спеша открыл шкаф, порылся в книгах и через несколько минут положил на стол светло-коричневую, в форме общей тетради, книгу. Я взглянул на нее и — оторопел. На переплете было напечатано: «Л. Никулин. История и стихи Анжелики Сафьяновой».
— Что это значит? — спросил я, совершенно ошеломленный.— При чем тут ваша фамилия?..
Никулин рассмеялся:
— А при том, что я сам писал эти стихи... Никакой Анжелики Сафьяновой в природе не существовало, хотя в книге и напечатан ее портрет...
— Что же это такое?.. Литературная мистификация?
— Совершенно верно...
Я попросил Льва Вениаминовича рассказать мне историю этой книги и вот что от него услышал:
— Начиная с тысяча девятьсот тринадцатого года я печатал в разных журналах свои стихи, которые подписывал псевдонимом: Анжелика Сафьянова. По существу, это были пародии на модные в то время сентиментально-интимные стихи о любви. К моему удивлению, редакции принимали стихи всерьез. Они считали их настоящими лирическими стихотворениями и твердо верили, что стихи понравятся читателям. Так и случилось, Узкому кругу читателей мои иронические и претенциозные стихи нравились, и читатели были убеждены, что действительно существует поэтесса Анжелика Сафьянова.
— Но как же вам удалось издать эту книгу уже после революции?
— О, это очень забавная история,— ответил Никулин.— Однажды в знакомом профессорском доме мы играли в карты. Среди нас был художник-дилетант, А.— очень состоятельный молодой человек. В этот вечер ему чертовски везло, хотя он абсолютно не нуждался в выигрыше.
Игра закончилась на рассвете. Художник, забрав со стола выигрыш, сказал:
«Надо бы употребить эти деньги на что-нибудь полезное или хотя бы занятное... О, послушайте, я знаю, что я сделаю! — после минутной паузы воскликнул художник.— Я издам на этот выигрыш стихи, которые мне давно нравятся, я их вырезаю и всегда удивляюсь, почему не издают?..»