Непрощенные
Шрифт:
– Выбили хороших генералов!
– У нас незаменимых нет! Если область сдана, если линия фронта прорвана, если враг не встречает сопротивления, виноваты все – и живые, и мертвые!
Сержант, разглядев огонь в глазах радистки, на короткое время умолк. После чего снова помотал головой.
– Все равно, не буду служить вашей конторе! Пойду к линии фронта, а там будь что будет.
– Вы не правы, товарищ лейтенант! – выкрикнула Люба.
– Да ну? – хмыкнул Волков.
– Вы вот десять танков подбили…
– Четырнадцать.
– Да пусть двадцать! Немцев убили с полсотни…
– Больше.
– Пусть сто! Но те
– Может, дадут… А может, и нет… – вздохнул Волков. – Бардак кругом. Война – всегда бардак, но сейчас он и вовсе феери… фере… Большой бардак, Любовь Петровна! Особенно в вашей гэбне. Шпионов и врагов народа перед войной искали, тысячи грохнули, сотни тысяч в Сибирь отправили, а настоящий враг на виду стоял и не прятался даже. Сосредоточил армию и врезал. И что? Оказалось, что и шпионы у немцев есть, и диверсанты с предателями – тебе ли не знать? Кого же тогда ловили да по тюрьмам пихали? Армия бежит от самой границы, за неделю к Березине домчали! Сколько парней погибло! – Сержант хватил кулаком по столу. – А сколько еще погибнет! Землю свою километрами бросаем, а обратно пядями отгрызать будем! Большой кровью. Мудрое руководство, млять! Надежда прогрессивного мира…
– Как вы можете! – Люба раскраснелась. – Так нельзя! Если перестанем доверять партии, то как победить? Это… Это хуже предательства! – Она сжала кулаки.
– Ишь какая! – Волков смотрел на нее с любопытством. – А ну иди сюда!
Люба хмыкнула, дернула плечами, но подошла.
– Не бойся – не укушу… Садись!
Девушка присела на край лавки.
– Выпьешь? – Он придвинул стакан.
Люба замотала головой.
– Правильно! – пьяно качнув головой, одобрил он. – Нечего со всяким…
– Вы не всякий! – возразила Люба. – Вы замечательный командир, можно сказать, герой. Бойцы вас любят! А вы… Какой пример вы им даете? Распустились! Вдруг немцы? Бойцов нет, командир пьяный…
– Немцы? – хмыкнул Волков. – Их ближайшая часть в двадцати километрах, да и та не строевая. Трофейщики, барахло собирают.
– Почем вы знаете?
– Дорогая моя радистка! – Волков повел плечами. – С начала войны я, в отличие от некоторых, вполглаза сплю и не лягу, пока окрестности не обследую. В первый же вечер, когда Ефим хозяйку ублажал, а ты за стенкой это слушала (Люба покраснела), сходил в село неподалеку. Встретил там кое-кого, переговорил. Ребята хорошие попались, воевать рвутся. К нам просились, но я сказал, пусть сначала заслужат. Разузнают, где немцы стоят, какие планы у гадов. Они стараются. На рассвете, пока Любовь Петровна еще почивать изволили (Люба смутилась), прибегал паренек. Доложил обстановку. Думаешь, я из разгильдяйства отпустил Ефима по грибы, а бойцов – на сенокос? – Волков ухмыльнулся. – Не парься, Петровна! Механик здесь, случись что – народ мигом соберет.
– Но зачем вы пьете? – не отстала Люба.
Волков сфокусировал взгляд, задумался:
– На душе погано! – Он вздохнул. – Дочку вспомнил. Пока воевал, некогда было, а здесь накатило.
– Давно видели?
– Даже забыл когда! – Волков покачал головой, будто укоряя себя. – Она теперь школьница, а я ее вот такой, – он показал руками, – помню. Придешь домой, а она сидит, рисует… Увидела, бежит к тебе. Тянет рисунок, а в глазенках так светится: «Похвали меня, папа, приласкай!»
– Не надо! – Люба перехватила стакан и спрятала за спину.
– Гляди ты! – удивился Волков. – Командует. У тебя муж есть?
– Нет!
– А был?
Люба покрутила головой.
– Понятно…
– Что вам понятно? – обиделась Люба. – Мужа у меня по другой причине нету. Некрасивая я!
– Ну… – Волков окинул ее критическим взглядом. – Ты, конечно, не Анжелина Джоли…
– Кто такая Джоли? – перебила Люба.
– Актриса американская. Стерва.
– Почему? – удивилась Люба.
– На мою бывшую похожа, или та – на нее. Без разницы. На обеих клейма ставить негде. Как по мне, так все у тебя в самый раз!
– Это в вас водка говорит! – съязвила Люба. – Пьяным все женщины красивые!
– Считаешь? – Он задумался и вдруг резко встал. – Идем!
Мгновение поколебавшись, Люба устремилась следом. По пути она подобрала петлицы и сунула в карман. У колодца Волков стащил гимнастерку, бросил ее на сруб, затем, поболтав цепью, поднял воротом полное ведро.
– Лей! На голову! Не так! – закричал, когда Люба плеснула с размаху. – Медленно!
Люба подчинилась. Он кряхтел, фыркал и растирал воду по стриженой голове. Когда ведро опустело, Волков распрямился и смахнул воду с лица.
– Теперь трезвый?
– Не совсем! – сказала Люба и засмеялась. Он и вправду выглядел смешно: мокрый, в потемневшей от воды майке.
Он нахмурился и, прежде чем Люба успела сообразить, шагнул и подхватил ее на руки. Вскинул над головой. Люба взвизгнула.
– Ну? Трезвый?
– Да! – завопила Люба.
Он подбросил ее (Люба ойкнула), поймал и аккуратно поставил на землю.
– Вы!.. – Люба не находила слов. – Вы что вытворяете! А если бойцы увидят? Что подумают?
– Что у нас любовь! – предположил он.
– Еще чего! – фыркнула Люба.
– Ну вот! – развел он руками. – Опять не угодил! Пить нельзя, на руках носить – тоже… Железная девушка!
– Ничего не железная! – насупилась Люба. – Обыкновенная.
– Я сказал бы даже, что мягкая. На ощупь.
– Вы!.. – Люба смутилась. – Вы…
Он стоял, улыбаясь. Люба не выдержала и хихикнула.
– Когда сеанс? – спросил Волков, посерьезнев.
– Скоро! – Она бросила взгляд на часы.
– Если сообщение, немедленно ко мне!
Он потянулся к гимнастерке, но Люба опередила.
– Пришью! – сказала, показав петлицы.
Он кивнул и зашагал к дому. Люба смотрела вслед. «Грубиян! – подумала сердито. – Бугай неотесанный!» Она вспомнила прикосновение его сильных и в то же время бережных рук и ощутила, что краснеет. До сих пор ни один мужчина не держал ее на руках. Оказывается, это приятно. «Уймись! – одернула она себя. – Сама понимаешь, что это не всерьез. Его жена на актрису была похожая, ему такие нравятся. А ты кто? Сказал, что у тебя все на месте, но это из вежливости. Ты ему не нужна…» Разум, однако, не угомонился и стал подсовывать мечты одну слаще другой. Любе пришлось собраться, чтоб справиться. Она вздохнула и пошла в дом – включать рацию.