Непростой случай
Шрифт:
— Священное время! Ничто на свете не может отвлечь тебя от файф-о-клока!
— Ничего не поделаешь, это гены.
— Гены? Ах да, твоя английская бабушка!
— Чай придает бодрость. А после того, как ты меня «изнасиловал», мне надо восстановить силы.
— Ну что ж, если чай может помочь этому, тогда я — за! — засмеялся Эдвин.
Она встала с кровати, накинула на себя кимоно, заварила свой любимый «Липтон» и поставила на стол чашки и тарелку с испеченными Эндрю лимонными пирожными. Они сидели в гостиной и чаевничали, окруженные старыми вещами, которые Долорес незадолго до того
К несчастью, поверх кучи бумаг лежала фотография Энди и десятилетней Коры, стоявших на крыльце дома. Красивый дом, и красивый ребенок, красивый муж.
Муж, которому нельзя было доверять. Жалкая пародия на мужчину.
— Чудесный дом, — сказал Эдвин, глядя на фотографию.
— Позолоченная клетка… — вздохнула она и покачала головой. — Нет, не клетка. Просто мне так казалось. Я была в плену собственных заблуждений. Жалела себя. Однажды я открыла дверь, поняла, что она никогда не была заперта, и улетела. Свободная как птица.
— Так легко, так просто…
— Нет, не легко и не просто. Но в конце концов я развелась с Энди и ничуть не жалею. Не хочу говорить об этом. Все осталось в прошлом. Будь добр, передай мне еще одно пирожное.
Эдвин протянул ей тарелку и небрежно сказал:
— Итак, в марте ты станешь еще более свободной. Тебе не придется заботиться о гостинице, не придется руководить и готовить. Чем ты собираешься заняться?
— Поисками работы. — Она принялась за пирожное.
— У меня есть для тебя работа.
Долорес бросила на него удивленный взгляд и с полным ртом пробормотала:
— Не надо, Эдвин!
— Ты даже не знаешь, о чем идет речь.
— Не люблю подачек.
Он тяжело вздохнул.
— Так и знал, что ты это скажешь…
— Тогда зачем говорил?
— Потому что эта работа как раз для тебя. Она придется тебе по душе. А заговорил я потому, что никто не справится с ней лучше тебя.
Она поставила чашку и молочник на журнальный столик.
— Не говори мне, что ты уволил миссис Шеффер и хочешь, чтобы я играла роль твоей экономки, повара и любовницы одновременно.
Он усмехнулся.
— Гмм… А что, неплохо… Как это не пришло мне в голову?
— И слава Богу. Я никогда больше не соглашусь вести хозяйство. Ни у холостяка, ни у женатого. Хватит с меня… Еще чаю?
— Спасибо, с удовольствием. — Он протянул ей чашку и чарующе улыбнулся. — Ты все еще не хочешь выходить за меня замуж?
— Нет. Если бы мы поженились, я бы чувствовала себя в долгу по гроб жизни, потому что ты избавил меня от бедности и лишений. — Она поставила чайник и откинулась на спинку дивана. — Так и вижу газетные заголовки: «Богатый промышленник из милости женится на немолодой разведенной женщине без гроша в кармане», или что-нибудь еще хлеще. Сам знаешь, на что способны эти бульварные листки. Они поместят наши фотографии на первой странице и не позаботятся о том, чтобы отретушировать мои морщины…
— Перестань, Долорес! Рано или поздно ты все равно выйдешь за меня замуж. Поэтому можешь не заниматься самобичеванием. Ты вовсе не старая. И морщин у тебя нет. Ты…
— Есть.
— Не вижу ни одной.
— Потому что не хочешь видеть.
— Ты сведешь меня с ума, — застонал он. —
— Я уже налила тебе чай.
— Большое спасибо, — сухо поблагодарил он.
Они выпили весь чайник, беседуя о Джоне, который занял первое место на математической олимпиаде, о Лине, у которой завелся дружок, о бабушке Эдвина, которой в мае должно было исполниться девяносто лет и которая приглашала всю родню в Италию, чтобы отметить юбилей. Однако все это время Долорес продолжала думать о том, что собой представляет предложенная Эдвином работа. Они сходили на прогулку, пообедали, и тут у Долорес лопнуло терпение. Справиться с любопытством было выше ее сил. После двух бокалов вина она перестала упрямиться.
— Рассказывай про работу, — небрежно бросила она.
Эдвин наполнил ее бокал.
— Ты же сказала, что не хочешь…
— Я даже не знаю, в чем она заключается. Но если тебе действительно нужна моя помощь, я могла бы подумать… конечно, в порядке дружеской услуги.
— Конечно, — скрывая улыбку, согласился Эдвин.
— Жалованье приличное?
— Очень приличное.
— А я смогу быть сама себе хозяйкой? Не люблю, когда мной командуют.
— Сможешь.
— Звучит заманчиво, — протянула она, делая еще один глоток вина. Долорес чувствовала себя отдохнувшей и была в прекрасном настроении. — Но в чем заключается ловушка? Если что-то выглядит слишком заманчивым, то наверняка следует ждать подвоха.
Он был совершенно серьезен.
— Никакой ловушки. Просто хорошо оплачиваемая работа со свободным графиком, и ты будешь там полной хозяйкой. Можешь сама составлять себе режим дня.
— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Он откинулся на спинку кресла и смерил Долорес долгим взглядом.
— Ты в самом деле хочешь знать, что это такое?
— Конечно.
— Помнишь, несколько месяцев назад я говорил тебе, что компания купила усадьбу?
Она кивнула.
— Да. Я видела фотографии. Ты говорил, что ее реставрируют и перестраивают.
— Верно. Через месяц работы заканчиваются. Затем ты займешься меблировкой и отделкой, а когда все будет готово, возглавишь дело, наймешь штат и позаботишься о кухне и составлении меню.
Долорес окаменела от неожиданности. Он сказал, что эта должность как раз для нее. И был совершенно прав.
Эдвин погладил ее по голове.
— Ты прекрасно справишься с этой работой, Долорес. Я не вижу на этом месте никого другого.
Эдвин нежно поцеловал ее.
— Пожалуйста, скажи «да».
И она сказала «да».
10
Стояла весна. Вокруг пышно цвели азалии. Настоящие райские кущи, думала Долорес, медленно проходя через недавно разбитый сад, окружавший усадьбу, которую она тщательно меблировала и отделывала последние два месяца. Благодаря репутации Эдвина Оливера отреставрированный особняк в колониальном стиле привлек к себе внимание прессы. Впрочем, немалую роль сыграла в этом и Долорес, отвечавшая за интерьер. Местные газеты и пара журналов уже опубликовали несколько заметок об усадьбе, а местное телевидение готовило о ней отдельную передачу. Этот интерес удивлял и радовал Долорес.