Неразгаданная
Шрифт:
– Все, мне теперь точно конец,– шепчут его губы, он срывается и бежит. У меня нет сил кричать что-либо ему вслед, нет сил бежать за ним, у меня очень болит рука, и я никак не могу остановить кровь…”
Рита рассказала все отцу, упустив лишь собственную попытку поторговать. Свою совесть на этот счет она успокаивала тем, что хотела лишь попробовать, и продавать товар Сашеньке на самом деле вовсе не собиралась. Отец помрачнел и поблагодарил Риту. Сашенька куда-то исчез, скорее всего, сбежал из города вовсе. Теперь Рита работала с Юркой, маленьким вертлявым открытым парнем. Все продолжалось, как и раньше. Утром школа, днем отоспаться и в клуб. От всего этого периодически дико хотелось отдохнуть. На каникулах одноклассники ездили на море, пацанва со двора каждые выходные отправлялась купаться на озеро. Рита же шла в клуб. Ее ждал прокуренный
“Игла… Я ни за что не должна позволить ему решиться на это. Там свои законы, это уже не бизнес, это самоубийство… Я должна отговорить его.
Чертов араб, он притащил какого-то медика, и отец внимательно слушал… Значит таки-да? Что ж, это его выбор. Только вот в это я уже впутываться не хочу.
А может я не права, может речь идет о таких суммах, что можно пойти на все, что угодно?»
Как выяснилось, суммы-то были стоящими, а вот с клиентами было туговато. Не то, чтоб никто в городе не увлекался внутривенными штучками, просто это был вполне сложившийся круг людей, и влезть в этот рынок было уже проблематично. Отец настолько увлекся игрой в “я прорвусь сквозь эту стену”, что не замечал ни финансовых ущербов, ни морального напряжения в клубе в связи с распространившимся слушком. Они с Арабом устраивали дикий демпинг, что могло повлечь за собой довольно крупные неприятности, пытались “угощать”, дабы подсадить клиентов… Они напрочь не хотели понимать, что причиняют людям боль и влазят в слишком уже грязные делишки. Рита потихонечку начинала считать отца чужим человеком. Нет, она по-прежнему любила его, понимая, что не подлости и даже не меркантильный интерес движут им. Он творил весь этот бред всего лишь из-за азарта, глупого, мальчишеского… Работать с отцом в новом направлении девочка отказалась категорически, что существенно охладило отношения между Ритой и родителем. Рита все еще занималась своей привычной работой, общаясь из начальства только с Арабом.
Беда грянула неожиданно. Подобных вещей предположить не мог никто.
“Сегодня суббота, хотя нет, вру, уже воскресенье, пять минут нового дня. А не пора ли мне свалить? Работа окончена, ночевать здесь абсолютно не хочется… Вот только вопрос, куда же податься? К бабушке так поздно не пойдешь – подымут крик соседи… Алика с Димкой сейчас нигде не выцепишь…
– Эй, Ритуль!– Эдик из блюзовой команды прищурил один глаз и улыбнулся, сверкнув золотым зубом (золотым ли?) – пошли с нами, у нас продолжение банкета.
– Где?– и совсем не хочется мне переться с ними, лучше уж оставаться здесь.
– В нашем подвале на Дарвина. Леха с Наташкой и Алик с Аленкой уже там.
– А я что, как бы с тобой буду?– странно, я думала, что уже все научены Сашенькой не домогаться меня ни в каком аспекте.
– Ну, если хочешь, будешь как бы одна, приставать не буду.
– Ну, еще бы…
И я пошла, вопреки лени и усталости, вопреки дурным предчувствиям… Там был мой Алик, значит опасаться нечего. Шли долго и молча. И Сашка – светло-русый парень в очках и с хайратником, и я, и вечно удивлённый басист Славик и Эдик – все молчали. Дурацкая такая тишина, когда все хотят что-то рассказать, о чем-то своем порассуждать, но боятся быть неинтересными собеседниками, посему молчат. Среди ребят Эдика всегда такое молчание. Среди “моих” оно совсем другое.
– Спускайся сразу же за мной, а то в темноте упадешь,– у Эдика в руках горела свечка.
Дикий грохот оживил ночную тишину третьего подъезда – это Эдик тарабанил в дверь подвала ногой. Никто не открывал.
– Да что они, оглохли что ли все? Или укурились до никакейшего состояния?!
– Думаю, их просто нет.
– Ну да, их нет, ключа под перилами нет… Нереально.
– Будем ломать дверь!!!– я напряжённо рассмеялась.
– Зачем ломать, когда можно открыть? – Эдик достал из кармана маленькую отвертку. – Смотри и учись, пока я жив. В замках такого рода есть одна особенность, они легко открываются, если каждую проекцию резьбы отсутствующего ключа развернуть вот этой штукой, только по отдельности, к каждой должен быть свой подход.
К всеобщему восторгу – сработало.
С тех пор, как я здесь была в последний раз ничего не изменилось, все те же надписи на трубах, та же торчащая кругом стекловата, та же полуразваленная скамейка, явно украденная из-под подъезда, те же разбросанные по грязному полу диванные подушки “чтоб сидеть на тепленьком”.
– Падай,– я уселась на одну из таких сидушек. Тихо играла музыка, мы все закурили. И тут… Как я могла забыть… Вот сейчас, у меня в кармане пальто лежит измятое такое, но не распечатанное (специально, чтоб не смотреть всуе) письмо. Это письмо от Славика из Лобытнанг.
– Ребят, мне бы на три минутки остаться без вас, можно я в каморку Лехи загляну. Леха в этой каморке жил, умудряясь каким-то непонятным образом выглядеть довольно опрятно и чисто. Славик написал впервые за два с лишним года. Странно, но я уже абсолютно забыла, как он выглядит. Никакого волнения. Казалось, будто я получила письмо не от него, а от кого-то совсем чужого. Но вот от исчерканных тетрадных листов начинает исходить интонация. Славик оживает в моей памяти и становится совсем реальным. Маленький паренек с вечно смеющимися глазами, с верой в любовь и добро, с мечтами о чём-то светлом… На глаза наворачиваются слезы. Он пишет, что любит… А ведь я, не отдавая себе в этом отчет,а тоже когда-то была влюблена в него, и вспоминала его все это время, просто не формулировала эти воспоминания в конкретные мысли… Эх, Славка, Славка, доброе ты мое детство. Ты хоть знаешь, какой мрази сейчас пишешь?
И тут же, как бы подтверждая правильность моего мнения о себе, происходит следующее:
– Рита, быстро, бежим!!!– Алик хватает меня за руку и заставляет вылезать из каморки через маленькое подвальное окошко.
Ну и куда это мы, интересно?
– Да стой же ты, наконец!!! – я вырываюсь, – Что случилось? Менты? А ребята куда делись?
Алик тяжело дышит в глазах его такая неподдельная тревога, что мне становится жутко.
– Что с отцом?– быстро спрашиваю я, готовясь к самому худшему.
– Он стал последней дрянью.
Мне становится намного легче.
– Так в чем дело?
– Дима умер.
– Какой Дима?
– Мать твою!!! Какой Дима? Ну не какой-то чужой, наверное, да? Наш, наш Димка… Был он с нами, а теперь нету!!! Его гитара так в подвале и осталась, а рядом бычок дотлевающий… А его самого уже нет.
Алик был на грани истерики.
– Как нет? Что случилось?– я бешено трясу его за плечи, пытаясь хоть что-то понять.
– Он подсел на иглу. С подачи бороды подсел… Тот его угощал с недельку, Димке нравилось. Он много говорил, мол, вот как теперь, он с самим Бородой вместе курит, а потом еще кое– что…
– Мой отец не сидит на игле!!!
– Нет, только других учит, как это делается. Так вот… Димка ощутил ломку, он мне сидел, рассказывал ощущения… Говорил, что подарки от Бороды закончились… Что теперь надо, собственно, деньгами платить. А у него денег нет, а ему надо, хоть чуть-чуть, но сейчас надо… Сидел напротив меня, весь мокрый, трясется весь, решил курнуть со мной… И, видимо, крыша совсем, того, ушла. Сказал, что больше не может так… Чушь какую-то молол, мол, летать хочет, а не ползать, мол, свобода, это когда тебя нет. Потом вскочил и побежал… К путям побежал… А там как раз электричка, так прямо с разбегу под колеса, не останавливаясь… Понимаешь??? И что-то так вдруг “хрусть” и кровь… Машинист заметил, тормознул… Нету, Димы, он не хотел так страдать, и деньги негде взять было.