Неразведанная территория (сборник)
Шрифт:
— А вот этот немного похож на шакала, — сказал Сегура, глядя на снимок немецкой овчарки, который я сделал уже после смерти Аберфана. — Собаки ведь были очень похожи на шакалов, правда?
— Нет. — Я присел на полку, перед экранчиком проявителя, напротив Хантера. — Я уже рассказал вам все, что знаю о шакале. Я увидел, что он лежит на дороге, и позвонил вам.
— Вы сказали, что, когда увидели шакала, он лежал в крайнем ряду справа, — заметил Хантер.
— Правильно.
— А вы ехали в крайнем левом ряду?
— Да, я был в крайнем ряду слева.
Они
— Сегодня утром вы сообщили нам, что остановились, но шакал был уже мертв. Так? — спросил Хантер.
— Нет.
Сегура поднял голову. Хантер незаметно поднес руку к карману, потом положил ее на колено — включил записывающий аппарат.
— Я проехал дальше, не останавливаясь, около мили. Потом дал задний ход и вгляделся в него. Но он был уже мертв. Изо рта у него сочилась кровь.
Хантер ничего не отвечал. Он держал руки на коленях и ждал — старый прием журналистов: если выдержать достаточно долгую паузу, собеседник скажет то, чего не собирался говорить, — лишь бы нарушить тишину.
Я продолжал в том же тоне:
— Тело шакала лежало под углом. В этой странной позе он казался не шакалом, а собакой. — Я некоторое время помолчал, а потом проговорил: — Это вызвало у меня тяжелые воспоминания. Я даже не думал ни о чем. Мне просто хотелось поскорее уйти от этого зрелища. Через несколько минут я вспомнил, что надо известить Общество, тогда я и остановился на дороге семь-одиннадцать.
Я опять замолчал. Сегура забеспокоился наконец и стал бросать вопросительные взгляды на Хантера. Надо было продолжать.
— Я подумал, что это ничего, что я смогу работать, но, когда приехал на место первого своего задания, понял, что ничего не получается, и вернулся домой. — Искренность, открытость. Вон как у Эмблеров это здорово получается. И ты сможешь не хуже. — Я был, должно быть, в шоке. Даже не позвонил своей начальнице, чтобы она послала кого-нибудь другого на губернаторскую конференцию. Единственное, что мне пришло в голову, — я остановился и потер лоб рукой, — надо с кем-то поговорить. Я попросил газету найти адрес моей старой знакомой Кэтрин Поуэлл.
Я опять остановился и решил, что хватит. Я уже и так сознался, что солгал им, и признался в двух преступлениях: уехал с места происшествия и прибегнул к помощи газеты для получения досье, нужного мне лично. Авось они этим удовлетворятся. Сначала я не хотел говорить им, что поехал к Кэти. Они поняли бы, что она рассказала мне про их приезд, и решили бы, что мой рассказ — это попытка оправдать ее. Но может, они следили за ее домом и знали уже, что я там побывал, так что нечего и стараться.
Молчание затянулось. Руки Хантера зашевелились на коленях и опять легли неподвижно. Из моего рассказа было неясно, почему я выбрал собеседницей Кэти, с которой пятнадцать лет не виделся, которую знал еще в Колорадо, но, может быть, они не догадаются, в чем тут дело.
— Эта
— Мы жили в одном маленьком городке.
Опять пауза.
— Это не тогда умер ваш пес? — брякнул вдруг Сегура; Хантер бросил на него яростный взгляд, а я подумал, что в кармане рубашки у него не магнитофон, а копия записей ветеринара, где упоминается Кэти.
— Да, — сказал я. — Он умер в сентябре девяносто восьмого года.
Сегура раскрыл было рот, но, прежде чем он успел заговорить, Хантер спросил:
— Его третьей волной захватило?
— Нет. Его сбило машиной. Оба приняли искренне потрясенный вид. Эмблерам можно было поучиться у них.
— И кто же его сбил? — спросил Сегура, а Хантер наклонился вперед, и рука его механически скользнула к карману.
— Не знаю. Кто-то сбил и сразу уехал. Бросил его на дороге. Вот почему, когда я увидел шакала… Вот как я познакомился с Кэтрин Поуэлл. Она остановилась и помогла мне. Помогла внести моего пса к ней в машину, и мы довезли его до ветеринара, но было уже поздно.
Маска «на публику» на лице Хантера сидела плотно, не то что у Сегуры, чье лицо выражало одновременно удивление, догадку и разочарование.
— Вот почему мне захотелось повидаться с ней, — добавил я, сам не зная зачем.
— А в какой день была сбита ваша собака? — спросил Хантер.
— Тридцатого сентября.
— А как звали ветеринара?
Он задавал вопросы все в том же тоне, но на ответы не обращал внимания. Ему ведь показалось, что он сумел связать все ниточки, поймал меня на попытке выкрутиться, а оказалось, что он имел дело просто с людьми, любящими собак, и все его предположения лопнули. От этого допроса больше нечего было ждать, он уже заканчивал его. Только бы не расслабиться раньше времени.
Я нахмурился:
— Не помню. Кажется, Купер.
— А какая машина сбила вашу собаку?
— Не знаю. — В мозгу стучало: не джип. Что угодно, только не джип. — Я не видел, как его сбили. Ветеринар сказал, что, наверное, машина была большая, может быть, пикап. Или «виннебаго».
И тут я понял, кто сбил шакала. Все встало на свои места: старик, не пожалевший воды из своего сорокагаллонного бака, чтобы отмыть бампер, вранье о том, что они прибыли из Глоуба… Но сейчас мне надо было сосредоточиться на том, чтобы не дать им догадаться о Кэти и о том, как я хотел увидеть в ее глазах образ Аберфана. Похоже было на ту проклятую инфекцию. В одном месте с ней разделались, так она вспыхнула в другом.
— А следов от колес не было, по которым можно было бы узнать? — спросил Хантер.
— Что? Нет. В тот день шел снег. — Что-то отразилось, должно быть, на моем лице, он ведь с меня глаз не спускал. Я провел рукой по лицу: — Извините. Эти вопросы заставляют меня пережить все опять.
— Простите, — сказал Хантер.
— Может быть, мы найдем все сведения в полицейском отчете? — заметил Сегура.
— Полицейского отчета не было. В то время, когда погиб Аберфан, убить собаку не считалось преступлением.