Нереал
Шрифт:
Как выяснилось, ученик в тихой злобе составил список всех своих поражений, начиная с первых двоек по арифметике. И, начав эксперименты по созданию двойника, имел в виду месть и только месть. Но сам он был хил, слабосилен, неповоротлив. И вскоре он додумался до более подходящего варианта.
В мечтах своих этот деятель представлял себя великолепным красавцем, совершающим безумные подвиги, вроде скачек на неоседланных мустангах и вождения кадиллаков на одном левом заднем колесе, вроде драк одновременно с десятью спецназовцами и покорения голливудских кинозвезд. Но при этом осознавал, что экранные герои плохо вписываются
— То, что он из себя выпустил, было на него похоже так же, как я на балерину! — воскликнул Серсид.
Епископ не стал расспрашивать о подробностях, хотя стоило бы. Соотнести момент похищения инкуба “из любопытства” с графиком экспериментов по изготовлению двойника, например...
— Знаешь, чем отличается двойник от тульпы? — спросил Епископ.
— Знаю.
— Он сотворил тульпу?
— Если бы я не наложил то, что у него получилось, на инкуба, это была бы тульпа! — в отчаянии воскликнул Серсид. — А теперь это черт знает что такое! Монстр! Ведь тульпа — это что? Это искусственно созданный образ, который просто не в состоянии вместить психику человека в полном объеме! Двойник — он хоть бледная, но копия, и связь с источником держит. А тульпа — это же что-то совсем новое, и нормального источника больше не имеет. Тот, кто творит тульпу, должен сконструировать ей отдельную психику, причем очень простую...
— Погоди... Это все крайне любопытно! Что же вы, два дурака, сотворили?..
Епископ встал и принялся ходить по кабинету.
— Говоришь, этот твой кретин хотел отомстить всему миру за свои неудачи? Это, значит, первое составляющее тульпы...
— Да если бы он умел! Он даже в детстве никому не мог в ухо заехать, сам признавался.
— Сам — это хорошо. Значит, искал образец для подражания. Искал болванку, из которой можно выточить образ благородного мстителя...
— Эту болванку он мог взять только в телевизоре, — убежденно сказал Серсид. — Когда я увидел, во что трансформируется эктоплазма, то глазам своим не поверил — дядька вдвое больше родного папочки, настоящая горилла!
— И что же ваша горилла натворила?
— Не знаю!
— Ты мне кое-что морочишь, Серсид! — строго сказал Епископ. — Если бы ваш монстр ничего не натворил, ты бы сюда не заявился. А он что-то такое совершил, что тебе теперь страшно Таиру на глаза показаться. И только поэтому ты здесь — потому что только я могу защитить тебя от Таира!
По унылой физиономии Серсида было видно — прямое попадание!
— Ну так чего это ваше чучело натворило?
— Говорю же — не знаю! Он возник, такой дядька в черном, и пистолет в руке — тоже большой, черный...
— Ну-ка, ну-ка!
— И исчез! Я его и видел-то ровно долю секунды!
— Куда исчез?
— Если бы я знал! Но в тот момент, когда он почти растаял, а услышал что-то вроде выстрела! Он там, куда его послал этот идиот, уже нажал на спуск!
Судя по всему, Серсид говорил правду.
— Ни фига себе... — донеслось оттуда, где замерли, слушая эту историю, птенчики.
— Если я правильно понял, — помолчав, подвел итог Епископ, — вы пустили гулять по свету существо, которое ничем не отличается человека, но с упрощенной и искаженной психикой?
— Да у него не психика, а винегрет! Этот козел ведь не мог сосредоточиться даже настолько, чтобы удержать собственный
— И при этом оно кидается на всех баб подряд. Да-а, конструкция... Что скажете, орлы? Ты?
Это уже относилось к Гамаюну, Алконосту и Сирину разом.
— Этот чудак не вписывается в нашу реальность, — сказал Гамаюн, которого взгляд Епископа выделил первым. — Автор, наверно, очень хотел быть благородным Робин Гудом и покарать всех своих врагов. А какой, к бесу, Робин Гуд в наше время и в нашем пространстве?
— Алконост?
Белобрысый птенчик Алконост задумался.
— Это чучело пойдет к своей школьной училке мстить за двойку по арифметике, но увидит ее и по старой памяти впадет в панику. Скорее всего, убежит. Ведь он одновременно знает, что надо мстить, и помнит, что учительница может нажаловаться родителям! — высказался он. — В общем, от таких противоречий и спятить недолго.
— Хорошая версия! — одобрил Епископ. — Сирии?
— Полностью присоединяюсь к предыдущему оратору! — Сирина вся это история привела в веселое расположение духа. — Шеф, у них обоих получился ходячий винегрет! Совершенно невозможная каша из боевика и труса, сексуального разбойника и импотента! Носитель-то — инкуб! Получилось нереальное...
— Нереал, — раздалось из дверцы. Епископ обернулся.
— Нереал, — повторил незримый собеседник. — Так его и называйте.
Явить себя слушателям он не пожелал.
— Можно! — одобрил Епископ. Он побарабанил пальцами по столу. Птенчики уставились на командира, ожидая приказаний.
— Значит, так... — Епископ задумался, облекая свое решение в слова. — Ты, Серсид, правильно сделал, что пришел. Я тебя пока отсюда отправлю недельки на две, на три. Насчет денег не беспокойся. Сказал, что за инкуба хорошо заплачу, — значит, заплачу. В столице у меня один мастер живет, специалист по защите, поедешь к нему, таким кумполом тебя пришлепнет — Таиру ни в жизнь не пробиться; Сегодня же позвони той тетке, от которой он отцепил инкуба, и возьми координаты дуры, не знающей обращения с куриной лапкой. К ней птенчики Гамаюн с Сирином съездят, поучат...
— Эти поучат... — Серсид покосился на парней.
— Если хватит мозгов — ничего с ней не сделается. Может, даже в салон возьмем. Там она хоть под присмотром будет... Инкуб, говоришь?
Епископ негромко рассмеялся.
И ответило ему не то чтобы эхо... Эхо — оно без эмоций. А смешок, раздавшийся в ответ, был довольно-таки зловещий. Но Епископа это, кажется, лишь обрадовало.
Незримый собеседник уловил его мысль, только зародившуюся, и додумал ее до конца.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
КАК ВАСИЛИЙ ГОРЧАКОВ ОТВАЖНО ВСТУПИЛСЯ ЗА ОСКОРБЛЕННЫХ И УНИЖЕННЫХ
Внимательно прочитав Васькину инструкцию к “Шамбале-Плюс”, Таир повернулся ко мне.
— “Ориентировать строго в направлении северо-запад — юго-восток и юго-запад — северо-восток” — прочитал он горчаковское измышление. — Что имелось в виду — углы или стороны?
Честное слово, я не сразу понял, что речь идет о деревянной подставке!
— Углы, — ответил я, потому что нужно было хоть как-то ответить.