Нереал
Шрифт:
— Здорово придумано, — согласился я. — Можно сказать, даже гуманно придумано.
Вася не желал слышать в моем голосе иронии, хотя я честно вложил ее туда на грани своих артистических способностей.
— Вот и лады, — сказал он. — У тебя же всегда с собой книжка есть. Посиди на подоконнике, почитай. И не вздумай звонить в милицию! Ниоткуда!
Ага, сообразил я, значит, верит все-таки, что перехват того звонка совершен на магическом уровне! Ой, стал я соображать дальше, а ведь наверняка существует какая-то электроника, чтобы подслушивать телефоны-автоматы!
Конечно,
Но я вспомнил, как этот мальчишка, Таир, заставил меня рассказать, откуда взялся гравий в кармоочистителе, и как именно я при этом булькал...
— Ни на каком подоконнике я сидеть не собираюсь, — сказал я Васе. — Вот застукают они меня на этом подоконнике и выболтаю я им, что Башарин — это просто Башарин, а не...
— Ты о чем это, родной?. — насторожился спасенный нами Башарин.
— Ни о чем, спятил окончательно! — объяснил Васька. — Понял. В другой раз посидишь на подоконнике. Итак... Валентин! Ты здешнюю географию хорошо знаешь? Электромеханический — далеко?
— Ну... Вон там за углом — забор начинается. Так это его забор.
— А до проходной — пилить и пилить?
— Ну..
Автобусная остановка была как раз напротив проходной. Вася здраво рассудил, что там в это время должно быть немало народу — заканчивается вторая смена, а электромеханический — заводище будь здоров. В толпе маги нам ничего плохого не сделают — и мы преспокойно уедем автобусом.
Мы быстро шли к проходной по Калиновской, а автобус ходил по параллельной улице Сергея Белухина — знать бы еще, кто это такой... Между двумя этими десятикилометровыми улицами было немерено переулочков, прорубленных через каждые полсотни метров. Нам годился любой. Мы шли, и шли, и шли, даже не переговариваясь, потому что хотели идти как можно быстрее. Вот-вот должен был объявиться переулок, вот-вот ноги сами должны были повернуть под углом девяносто градусов, однако не поворачивали...
— Вась! Мы идем и идем — а квартал все не кончается и не кончается! — вдруг заметил я. — Где мы, Вася?!
— К стенке! — приказал он, и мы прижались все трое к темно-серому дому и одновременно, как по команде, подняли глаза вверх.
— Во, блин, совсем стемнело, — заметил Башарин.
— Ага... — согласился Вася. И повернул голову налево.
— Ребята... — растерянно сообщил он. — Мы проскочили поворот!
Как будто поворот был один...
— И мы его основательно проскочили! — осознал ситуацию Башарин.
— Как это могло получиться?
— Водит! — коротко объяснил Башарин. — Такое в лесу бывает, я с мужиками на рыбалку ездил, они рассказывали. Вроде идти от большака тропой к берегу — пять минут, а полчаса водит, и к тому же месту возвращаешься. Слушайте, ребята, тут что-то здорово
Он начал было, но замолчал.
Что-то приближалось. Длинная улица была пустынна — но что-то по ней приближалось! Мы все трое ощутили это.
Но не черная иномарка. А что-то живое, дышащее, внушающее ужас...
— Идем!, — приказал Вася, но мы не пошли, а побежали.
тот груз, который — не кантовать и при пожаре выносить в первую очередь. Со мной обращались, как с женщиной: один прокладывает ей дорогу, другой прикрывает ее тыл! В том, что Башарин без подпирания одолеет ворота, подлец Васька не сомневался!
Я протянул руку, Башарин взял меня за бока, вроде как в балете берут за талию балерину, и попытался поднять, а Васька в это самое время тянул. Вдруг ворота, по которым я уже пополз грудью и животом, поехали! Мы с Башариным провалились во тьму!..
— ............!!! — воскликнул Башарин.
— Тихо ты, идиот! — приказал сверху Вася.
Я кое-как вывернул голову — и, доложу я вам, довольно трудно двигаться, когда на тебе лежит мощная туша Башарина. Тем более — он оказался у меня на спине и барахтался, желая подняться грациозно, а не скатываться с меня в грязь.
Я увидел Васькин силуэт — корявенький, надо сказать, скорченный силуэт, оседлавший створку ворот и меланхолически разъезжающий туда-сюда.
Через минуту мы поняли, что, кроме незапертых железных ворот, от забора более не осталось ничего. И если бы мы, пренебрегая секундной болью и царапинами, ломанулись через боярышник в любом месте, то оказались бы в казарменном дворе, не устраивая кроссов по пересеченной местности.
— Казарма, говоришь? — спросил, поднимаясь с меня, Башарин. — А я думал — предприятие. Там со стороны шоссе бетонная стена с колючей проволокой сверху
— А хрен его знает, что там было на самом деле, — отвечал, сползая с ворот, Вася. — Бодигарды на свой полигончик, как правило, через забор лазят. Где-то здесь... И с ненавистью посмотрел на железные ворота. Я поднялся, чувствуя себя не просто помятым, а даже пожеванным. После кросса — еще и Башариным сверху припечатали... Я — стандартной ориентации, никогда себя голубым не воображал, но тут вообразил — и понял, что теоретически все они должны ходить с переломанными ребрами.
— Туда, — Вася показал рукой на темный прямоугольник по ту сторону открытого пространства. — Бегом, по одному. Первый, пошел...
Башарин, не задавая вопросов, пригнулся и побежал. И сразу же растворился во мраке. Вася выждал минуты полторы и приказал:
— Второй, пошел.
— Я, что ли?
Он вздохнул. Он так вздохнул, что мне все стало ясно. А виноват я, что ли, что бабуля, когда мне было восемнадцать, где-то раздобыла три справки — о том, что я три раза подряд имел сотрясение и даже ушиб мозга? И когда заходила речь о том, что парню, мне то есть, надо бы пройти суровую жизненную школу, моя кроткая, ласковая, читающая наизусть стихи Ахматовой бабуля отвечала жестко, как прикованный к пулемету смертник: