Нереальная реальность
Шрифт:
Строн первым сделал выпад. Он стал разящей молнией… И распластался на земле. Крос – целый и невредимый – навис над ним. Ему оставалось немного – добить противника.
– Ах ты ушлепок! – с этим молодецким криком Степан ринулся в бой.
В уличном мордобое, где‑нибудь в пивнухе, когда против него обычные люди, Степан с его медвежьей фигурой смотрелся неплохо. Он нудно ненавидел беспорядок, поэтому постоянно попадал в Москве в разные истории. Однажды без особого ущерба для здоровья отмахался от троих гопников. Но здесь счета были другие.
Крос
Но доли секунды, которая понадобилась Кросу, чтобы отбить нападение, не хватило ему, чтобы разделаться с главным врагом. Строн акробатическим прыжком ушел от удара ногой и вновь принял широкую стойку. Он тяжело дышал, по лицу его текла кровь, выглядел он куда хуже офицера‑«тигра», но был жив. И мог драться.
– Ты еще на что‑то надеешься? Блаженный, – вкрадчиво воркуя, Крос вновь закружил вокруг своего врага, как кружит гриф, нацелившийся на добычу.
– Язык – твой самый сильный орган, – с вызовом кинул Строн.
– Да? – офицер молниеносно кинулся в атаку. Серия ударов отлично отбарабанила воздух. В ответ он получил контрудар по ребрам – весьма ощутимый.
Противники разошлись, и опять закружили в странном зловещем танце смерти.
– Напрасно надеешься, – улыбка у Кроса вышла слегка кривая от боли.
Строн перестал отвечать. Офицер просто забалтывал его, обволакивал словами, что паук паутиной. Было видно, что рыжий нервничает.
Опять они сошлись. Строн ушел от подсечки, но оказался в неудобной позиции – за два шага от пропасти.
– Эх, – занудил Крос. – А я думал… – удар пяткой предназначался в грудь Строну. Тот ушел в сторону, уклонился от второго удара, и попался на третий.
Ребро ладони с хрустом угодило в плечо рядом с шеей. Такой удар мог укайдохать и быка. Строн рухнул на колени, попытался приподняться.
– А‑а, – заорал Крос таким диким голосом, который не приснился бы и Брюсу Ли, и ринулся в атаку. Ему оставалось добить ненавистного врага. И в последний удар он намеревался вложить всю силу своей неутоленной ненависти. Не было силы, которая способна остановить его…
Строн изогнулся и сделал такое замысловатое движение, которое человек вообще не может сделать – позвоночник не позволит. Но ему позволил. Смертельный удар не настиг цели.
Крос пролетел вперед, противник придал ему инерции. Офицер птицей воспарил над пропастью и тут же булыжником рухнул вниз.
«Видимо, искать свой пистолет!», – подумал Лаврушин, истерически хихикнув.
Послышался глухой удар, и землянин решил, что с офицером больше не встретится.
Приговор‑отсрочка‑помилование‑новый приговор. По такой цепочке земляне привыкли жить последние дни. Опять известие о помиловании. Надолго ее хватит? Или это отсрочка приговора?
Лаврушин с тоской оглядел поле боя. Степан без сознания. Берл рен Карт еле дышит –
Лаврушин потряс Строна за плечо. Разукрасили «правдолюба» со знанием дела. Он, кряхтя, приподнялся, поддерживаемый землянином прошел несколько шагов, постоял, опершись о стену.
Только теперь Лаврушин заметил, что аномальное явление прошло. Жужжание в голове исчезло без следа, оранжевое сияние кончилось, остался лишь мутный желтый свет от стен.
Строн сделал несколько глубоких вздохов, потом опустился на колени, спрятал лицо в ладони. Лаврушин было двинулся к нему, но был остановлен властным жестом.
В такой позе Строн просидел минуты три. Потом встал, выпрямился. Повел плечами. И улыбнулся.
Теперь он был почти как новенький. Он нагнулся над Степаном, поводил ладонями около его лица, как заправский экстрасенс.
– Ну? – с замиранием сердца произнес Лаврушин.
– Жив. Схлопотал удар в парализующую точку. Сейчас поднимется. И никаких последствий.
Затем Строн начал колдовать над Берлом рен Картом. Тот зашевелился.– Тоже жив, – успокоил Строн. – Получил хорошенько по шее. Только шея его крепка. Выдержала.
Он помассировал точки на лице и шее Берла рен Карта. Через пару минут тот приоткрыл один глаз. Еще через пять минут смог подняться.
– Вот дрянь. Как же он меня? – впервые лицо офицера второй ступени выражало какие‑то чувства – злость, обиду и раздражение.
Через полчаса вся компания более‑менее очухалась. Лаврушин вновь уловил контакт с «мозгом» лабиринта. Он собрал волю в кулак, сконцентрировал энергию и уставился все с тем же глупым видом в стенку. Гладкий камень перед ним начал превращаться в зыбкое марево, которое истончалось, пока не открыло резко уходящий вверх коридор. Он светился все тем же желтым светом, только куда ярче.
Лаврушин протянул руку, она не ощутила преграды. Стена действительно растворилась.
Он постоял нерешительно. И сделал шаг вперед. И ничего не случилось. Он, будто пробуя пол на прочность, напряг ногу, потом сделал еще один шаг. И еще один.– Живем, братцы. Заходите, – кивнул он снисходительно.
Да, он не умел убивать одним ударом, не мог стрелять с двух рук в яблочко в кувырке, не знал, как просчитываются многоходовые оперативные комбинации. Но зато он открывал тайники и двигал стены. Есть чем гордиться!
Он уверенно пошел по коридору. За ним плелись истерзанные верные соратники.
Коридор заканчивался круглой, с синим полом и белым сводом комнатой. В ней было совершенно пусто, если, конечно, не считать такой незначительной вещи, как каменная подставка в центре. И такой мелочи, как лежащий в ее углублении черный непроницаемый шар размером с футбольный мяч.