Нереальная реальность
Шрифт:
– Почему? – удивился Степан.
– Он нарушил запрет. Избранные не имеют права раскрывать тайны Лабиринта простым смертным. Они не могут участвовать в делах мира.
– Но… – начал Степан.
– Не могут, – настойчиво повторил Отшельник. – После той битвы о подземном ходе забыли.
Лаврушин ударился обо что‑то носком ботинка. По полу будто покатилась пустая консервная банка. Лаврушин поймал этот предмет в круг фонаря. Бронзовый шлем.
– Из тех пятисот несколько оказались трусами, – Типинус обернулся и остановился, глядя на помятый шлем. – Через ход они бежали
Лаврушин нагнулся и поднял шлем. Он на миг представил, как семьсот лет назад по этому коридору, позвякивая металлом, шли на верную смерть храбрецы. Шли, чтобы спасти свою Родину. И отпущенный им шанс был куда меньше двадцати процентов.
– Прорвемся, – прошептал он. На душе стало как‑то светлее.
Прямой путь кончился. Коридор принялся раздваиваться, растраиваться, извиваться змеей. Несть числа было боковым ходам, галереям залов, лестницам, ведущим во тьму – куда‑то в недра планеты. Наконец коридор закрутился спиралью, на каждом витке которой было несколько ответвлений. Нужно было иметь не голову, а Дом Советов, чтобы ориентироваться здесь. Лаврушин ждал, когда Типинус, вежливо извинившись, скажет, подобно Сусанину: «Извините, сам заблудился». Но Отшельник уверенно двигался вперед.
– Осторожно, – воскликнул Строн, когда Лаврушин привычно растяписто едва не налетел лбом на выступ. Землянин пригнулся и испуганно вскрикнул.
– Тьфу, окаянный.
Луч фонарика высветил лежащий на полу скелет, у его ребер валялся нож со ржавым лезвием и золотой рукояткой, украшенной драгоценными камнями.
– Ну что за лабиринт без скелета? – хмыкнул Степан.
– Что за трагедия тут произошла? – задумчиво произнес Лаврушин, нагибаясь. – Когда?
– Об этом известно только Дзу, – сказал Типинус.
– Вперед, – привычно погонял Строн.
После минутной заминки процессия двинулась дальше. Коридор продолжал петлять. Пару раз путники пробирались через водопады. Однажды камни с оглушительным стуком посыпались с потолка, почти перегородив проход. Пришлось полчаса разбирать завал. Наконец, вышли в огромный зал, в котором неподвижно чернела водная гладь.– Что, плыть дальше? – недовольно осведомился Степан, прикидывая, что здесь не просто глубоко, а очень глубоко. И наверняка вода ледяная.
– Здесь, – Отшельник безошибочно указал путь, где вода едва достигала до колен.
И опять – дорога. Строну и Берл рен Карту, людям стальной закалки, все нипочем. По Типинусу вообще ничего нельзя было сказать. А земляне прилично утомились.
Лаврушин хотел предложить передохнуть прямо в коридоре, но за поворотом возник сводчатый зал. Лучи фонарей едва добивали до противоположной стены.
– Сколько же тут понастроили, – уважительно произнес Степан.
– Давайте на время прервем наш бег, – предложил Типинус. – Все равно нам не обогнать время.
– Разумно, – кивнул Степан, плюхаясь на валун, как в кресло.
Пол был усеян мелкой каменной крошкой. Кроме валуна, на котором примостился
После сырости и холода коридора, после купания в ледяном озере, в этом помещении было сухо и тепло. И пол, и камни были теплыми. Теплые волны шли откуда‑то снизу, будто как в римских банях под полом была обогревательная система, и кочегары подбрасывали уголь в топку.
– Что там? – спросил Лаврушин, тыкая в пол. – Откуда жар?
– Не знаю, – ответил Отшельник. – Он был до меня. Он будет после меня. Он дружен со временем больше, чем я.
– А вам, Типинус, не одиноко было жить здесь? – брякнул Степан.
– Для того, кто отдал всего себя служению и духовному самопостижению нет одиночества, – в стандартной манере, свойственной всем отшельникам, торжественно изрек Типинус. – Я прислушиваюсь к шелесту крыльев Птицы Дзу. Я чутко ловлю тонкие вибрации Абсолюта, и в этом мое счастье. Я вернусь когда‑нибудь в Лабиринт, и мой прах будет здесь, как и прах тех, кто прошел такой же путь до меня.
– Почему вы помогаете нам, если это запрещено, – спросил Лаврушин.
Типинус интересовал его все больше и больше. Отшельник меньше всего напоминал религиозного фанатика. И в нем горел огонь, ничего общего не имеющий с обжигающим пламенем религиозной одержимости. Но не это главное. Главное – связь, установившаяся между землянином и Хранителем лабиринта. Что она из себя представляет? Откуда? Лаврушину казалось, что, ответив на этот вопрос, он найдет ответ на многие другие вопросы.
– Кунан – сын Великого Змея, – сказал Типинус.
– Строн уже предлагал такую версию, – улыбнулся Лаврушин.
– Он – дитя ночи. Он пришел из тьмы. Он уйдет во тьму. На одной земле нет места ему и добродетели. Кунан не должен получить «Сокровище Дзу». Иначе мир потонет в крови.
Лаврушин вздрогнул. Интересно, кто сказал о складе грандаггоров Типинусу? Наверное, тот же Строн, когда уламывал на этот поход. А если нет? Лаврушину показалось, что старик знает куда больше, чем его приятели из «Союза».
Передохнув, путешественники углубились дальше в лабиринт. Типинус замер у очередного коридора, стены которого были не из камней и кирпича, а из зеленоватого стеклянистого вещества.– Я сделал свое дело, – сообщил он.
– А, – Лаврушин растерянно огляделся. Он себе несколько не так представлял цель путешествия.
– Мы перед главным Лабиринтом, – Отшельник положил ему руку на плечо. – Теперь веди ты.
Лаврушин коснулся зеленоватой стены – она была как новенькая. Какими свойствами должен обладать материал, которому ничего не сделалось за семьдесят тысяч годков!
Он отдернул руку, почувствовав, как по телу поползли мурашки. Поверхность была будто под слабым электрическим током. В глубине сознания заворочался мягкий комок. С новой силой посыпались какие‑то картины, зазвучали отголоски звуков. Они складывались в единую светозвуковую симфонию. Приходило ПОНИМАНИЕ.