Нереальные хроники постпубертатного периода
Шрифт:
— Тебе и не нужно говорить, всё и так понятно. Ты меня презирал еще тогда в первый день нашего знакомства. Я это чувствовала, у тебя во взгляде это было написано.
— Зачем же ты меня к себе пригласила?
— Дура потому что! Надеялась на что-то. Думала ты меня поймешь.
— Не переживай, я тебя понял, но ты права мне нужно уходить. Заявится твой секретарь — скандал будет.
Лена проводила Яна до двери.
— Мы еще встретимся? — глядя Яну в глаза, спросила Лена.
— Ты это серьёзно, я же тебя презираю?
— Я себя тоже не очень люблю.
— Интересная мысль, тоже
— Вот мой телефон, — Лена отдала Яну маленький картонный прямоугольник, — позвони, когда вернешься.
— Позвоню.
Дверь тихо закрылась, Ян по ступеням стал спускаться к выходу из подъезда. У стола вахтера ему пришлось притормозить. Вахтерша, грозно посмотрев на него, строго спросила:
— Молодой человек, вы из какой квартиры?
— Я не из квартиры, я из МВД, проверяем чердаки, подъезды домов, где проживает спецконтингент. Плохо службу несете гражданка, отлучаетесь с поста, как фамилия?
Пожилая женщина опешила, она не ожидала такого напора.
— Сорокина.
— Имя, отчество, — продолжал переть Ян.
— Настасья Андреевна.
— Плохо службу несете гражданка Сорокина. Вы что не знаете, какие люди проживают в вашем доме? Ответственные товарищи, а вдруг диверсия, а вахтера нет на своём посту. Иностранные разведки не спят, а если и спят, то даже во сне видят, как бы им какую-нибудь пакость утворить ответственным товарищам, нашим партийным руководителям. Выискивают слабые места в нашей обороне, а тут как раз гражданка Сорокина оставила доверенный ей пост. Именно здесь могут нанести удар вражеские агенты. Стыдно, Настасья Андреевна. На первый раз я не буду сообщать наверх, — Ян многозначительно поднял глаза к потолку, — но в следующий раз кара закона будет страшной.
Старушка замерла в страхе по стойке смирно. Ян барским взглядом посмотрел на неё и решил смягчить напор.
— В органах давно?
— Да я собственно в военизированной охране немножко, это мой муж, так он три десятка лет, верой и правдой.
— Я на вас надеюсь, Настасья Андреевна, бдите службу, она ох, как нужна нашему государству.
С этими словами Ян выскочил за порог, едва сдерживая смех.
Глава 7
Утро выдалось туманным, низкие тучи нависли над городом, стало довольно прохладно для середины лета. Яну одетому легко, было зябко, ветер продувал его футболку. Серые тучи должны были навевать тоску, но настроение у Яна, наоборот, было прекрасным, на лице расплылась улыбка.
— Ты чего это расплылся? От счастья? Бежишь, чуть ли не вприпрыжку. — Внутренний голос Яна пытался его воспитывать. — Чему ты радуешься? Ты только что совершил великое грехопадение, совратил замужнюю женщину, совершил прелюбодеяние, нарушил одну из десяти главных заповедей!
— Ну, во-первых, я атеист, официальный зачет имею, во-вторых, надо еще разобраться, кто кого совратил. Не я её на чашку кофе приглашал.
— Ты её в кино пригласил и полез целоваться еще в зале, конечно, женщина могла не устоять.
— Вины за собой не чувствую. Не надо было ей за этого пенсионера
— Значит за собой вины не чувствуешь, а её, за неравный брак осуждаешь? Может быть, для неё это был единственный шанс вырваться из нищеты и получить нормальную работу?
— Нет, не осуждаю я её ни за что! Я же теперь вижу, она нормальная девка, не хищница, которая только за деньгами охотится, она девушка с душой.
— Это ты заметил, когда её обнаженную грудь рассматривал?
— Вот только не надо на морально-этический фактор давить, мы не на комсомольском собрании.
— Ты же её неделю назад презирал, сукой называл.
— Первое впечатление иногда бывает обманчивым, хотя по расчету наивные девочки замуж не выходят, стервозности ей тоже не занимать.
— Ага, ты хорошо устроился, Ракита, всем ярлычки понавесил, а сам белый и пушистый. Ты что не знал и не отдавал себе отчета, что Вера тебе не нравиться, что ты её никогда не полюбишь? Зачем же ты к ней в палатку полез? Ты же знал, что вы там будете делать и, про Броню сразу же забыл.
— Знал, не знал. Нашло на меня что-то, алкоголь, наверное, подействовал.
— Не надо всё на алкоголь валить, а если бы ты Верке ребенка сделал? Пришлось бы жениться и что дальше? Семья не в радость и за каждой юбкой бегал бы, если бы не развелся. Повезло тебе.
— Да с Веркой — была ошибка.
— А с Кариной?
— Что с Кариной? В Карину я влюбился по-честному.
— Где только глаза твои были, чему тебя Петр Андреевич учил?
— Красивая она и интересная, вот и получилось так. Дурак был, думал, что любовь, что она из третьей категории, когда на только тело, но и душа рядом.
— Вот, вот падкий ты, я смотрю до женского тела, надо, наверное, на душу больше внимания обращать, а то чуть что уже в постели ласкаешься.
— Ну, это совсем некорректное обвинение. Я еще месяц назад целоваться толком не умел. В кино за ручки подержимся и всё, до двери провожу, там максимум поцелуй в щечку.
— За то за этот месяц ты наверстал упущенное.
Сзади Ян услышал звук женских каблучков. На пустой улице они звучали особенно звонко. Под сенью деревьев, при низко наклонившихся тучах, он рассмотрел только силуэт. Фигура была странной. В длинном темном платке, завязанном под подбородок, в длинной широкой юбке намного ниже колен и в высоких черных ботиночках на среднем каблучке с длинной шнуровкой.
Ян приостановился, ему было интересно, кто это бродит в пятом часу утра в таком наряде по улицам Одессы.
Девушка подошла поближе, теперь было видно, что это девушка, а не старушка, хотя наряд современностью не отличался. Она шла, опустив глаза вниз, только изредка поднимая их, видимо опасаясь случайного прохожего. Одну руку она держала, взявшись за платок под подбородком, во второй — несла небольшой узелок.
Когда Ян остановился, чтобы лучше её рассмотреть, девушка решила не испытывать судьбу и перешла на другую сторону улицы. Ян хмыкнул, это должно было означать: «Подумаешь». Только когда мимо него проехал запоздалый или наоборот слишком ранний извозчик, до Яна дошло, что он снова оказался не в настоящем времени.