Нереальные хроники постпубертатного периода
Шрифт:
Мертвых сложили штабелем вдоль вагонов, а нас, кто еще дышал, в здании станции обогрели. Повезло, хоть его наши не разбомбили. Немцы разбежались, а дрова и печки остались, вот мы и грелись до вечера, а вечером подошли тыловики, медицина подоспела. Начали мы оживать…, кто смог.
У Яна самого из глаз покатилась слеза. Он её стыдливо быстро смахнул, хотя чего стыдиться. Люди такое пережили.
— Как же вас в армию взяли, если вы даже ходить не могли?
— Ты знаешь, Ян, наш народ такой живучий. Слышал, как Бисмарк говорил, а может Наполеон? Русского солдата не достаточно убить, его еще нужно повалить. Вот и нас убить-то
Подкормили меня, смершевец нервы помотал, но отпустил почему-то, опять, наверное, повезло. Переодели в шинелку и вперед. Попал я на Второй Украинский фронт в Седьмую гвардейскую армию. Стояли мы тогда под Эстергомом на Дунае. Вернее мы на этой стороне Дуная, а Эстергом на той, там уже Венгрия, красивые места. Жизнь ничего, немцы, конечно, гады стреляют, но это ж не в концлагере, ты ж тоже стрельнуть можешь. Повоевал я трошки и даже получил медаль «За взятие Вены». Потом конец войны и я в Одессе. До сорок девятого дослужил, а потом здесь так и остался.
— Долго пришлось воевать?
— Как долго? На войне каждый день за три считай, а если по-обычному, то три месяца: февраль, март и апрель, май я не считаю. Мы пока шли на Прагу её уже взяли.
— Страшно было?
— Да, не страшней чем в концлагере. Ты стреляешь, в тебя стреляют, кто ловчей тот и молодец. И война она не такая, как в кино показывают. Ты же не каждый день в атаку ходишь или отбиваешься от немцев. Пехотинец больше всего на войне ногами воюет. У меня главное воспоминание о войне это переходы. Всё время мы куда-то идем. Только пришли, отдохнуть бы, так команда: окопаться. Копаешь окоп и стараешься копать поглубже, потому как налетят «фоккеры» или минометы немецкие начнут долбить, сразу вспомнишь, сколько сантиметров ты поленился докопать. Глубина твоего окопа — это твоя страховка, сколько выкопаешь, столько и получишь.
Пока выкопал окоп, бруствер замаскировал, снова команда: оставляем позицию и опять куда-то идем. День, ночь неважно — надо идти, а спать хочется и пожрать нечего.
— Вас что в армии плохо кормили?
— Почему плохо? Когда в обороне или на формировании, тогда хорошо, кухня рядом, а если в наступлении обозы никогда не поспевали. Повара, когда догонят, то очень хорошо, хоть объедайся. Пайки на всех положены, а многим уже не до еды, кого в медсанбат забрали, а кто и вообще сам себе на похоронку навоевал. В наступлении приходилось местное население обрабатывать, но они все перепуганные, готовы, что угодно отдать лишь бы их не трогали. Девки там были у них — кровь с молоком. Такие австриячки, что э-эх! Только я молодой был, некормленый всю войну. Мне больше кушать хотелось, хотя девок тоже не пропускал при случае.
— Петр Андреевич, ну а подвиги на войны вы видели, как люди совершали?
— Почему только видел и самому приходилось. Только ты не думай, что подвиги совершаются, потому что кому-то так хочется отличиться. Просто выхода другого нет, или в братскую могилу или медаль на грудь. Нам вот тоже тогда, случай просто. За Братиславой, это уже до Вены недалеко, поехали мы с лейтенантом в ближнюю разведку. Наступление шло, немцы отступают, между частями большие разрывы образовались — неразбериха.
Меня после пехоты к лошадям приставили, я же к ним с детства привычный. Во время войны на ферме опыт приобрел: у моего бауэра, такие лошади были, что я и до сих пор таких не видел. Ты не думай, что в ту войну воевали только
Короче послали нас в разведку, мы ехали, ехали и набрели на маленький городок. Городок не городок, деревня не деревня, но кирха в центре была. Оказалось, что там штаб какой-то армии немецкой стоял, и теперь эвакуируется. У нас командир — лейтенант, отчаянный парень был, молодой, но толковый. Нас с ним еще четверо солдат…
Захватили мы этот штаб, как положено с генералом, полковников там парочку, другое офицерьё. Они не ожидали, что мы объявимся, думали, что они в глубоком тылу. Так мы их, как курей сонных на насесте. Загнали в подвал, думаем, что делать дальше. Документов горы, попробуй разберись, что важнее. Пока раздумывали, немцы в себя пришли и начали отбивать своих. Пять часов мы оборонялись, пока передовые части не подошли. Дом был двух этажный и нам повезло, что боеприпасов они приготовили, на целый батальон. Особенно гранат было много, фаустпатроны даже были. Мы первый этаж забаррикадировали двери и окна, а со второго обороняемся, гранатами их закидываем. Лейтенант, Лешка Строганов из Сибири и я живыми остались, а двое из наших погибли. Там такая мясорубка была, что я до сих пор удивляюсь, как мы додержались пока наши танки подошли.
После этого, нам сразу благодарность, почести. Оказалось, что армия, чей штаб мы захватили, потеряв управление, рассыпалась под ударами наших частей. Комдив на радостях лейтенанта к Герою представил, а нас с Лешкой к Орденам Славы. После этого говорит: «Есть, может быть, какие-то личные просьбы»? Тут лейтенант и ляпни: «Товарищ полковник, разрешите двое суток отпуска»? На фронте, на передовой это не положено, какие отпуска, наступление идет? Видно комдив в хорошем настроении был, махнул рукой, давай, говорит, лейтенант, но через двое суток, чтоб как штыки были в расположении.
Оказывается, наш лейтенант присмотрел в этом городишке немочку, когда он успел? Ничего не могу сказать — красавица, всё при ней. Стали мы у них в доме на постой. Лейтенант к ней ластится, а она, куда денешься, у нас сила и власть. Короче любовь у них приключилась скоропостижная. Мы с Лёшкой себе тоже по хорошенькой фрау прицепили, я по-немецки за четыре года бойко научился говорить. Гуляем день, гуляем два, пора в часть, а лейтенант нам говорит: «Не боись, я за всё отвечаю, ничего страшного, еще немного и поедем в часть, что там тот день». Молодые, дурные были, лейтенанту нашему двадцать два, а нам с Лешкой и того меньше.
Арестовала нас комендатура. По правилам мы дезертиры, а за дезертирство по законам военного времени положен расстрел. Короче говоря, трибунал. Тогда это дело быстро делали, раз и приговор привести в исполнение. Так бы нас и расстреляли, комдив заступился. Говорит, как же так, они же вчера герои были. Я же лейтенанта к званию Героя Советского Союза представлял, а сегодня к стенке, кирпичи пересчитывать? Дали нам штрафбат. Только я опять везучий, в первом же бою в руку ранило. Не сильно, а кровью искупил и меня снова в мою же часть. Там я войну и закончил.