Нерон. Блеск накануне тьмы
Шрифт:
– Желаю тебе удачно отстроиться, – сказал я и повернулся к ней спиной.
– Это было грубо, – немного позже сказал мне Тигеллин.
– Но я пожелал ей удачи, – возразил я. – И возможно, когда-нибудь, не скрывая свою личность, наведаюсь в ее заведение и ознакомлюсь со всем, что она сможет мне предложить.
– О, не спеши от нее отворачиваться. Как знать… Такую женщину всегда неплохо иметь в друзьях.
– А я думаю, что мы остаемся друзьями вне зависимости, являюсь я клиентом ее заведения или нет.
И я действительно так думал.
Вскоре после разговора с Воракс я покинул шатер и
Я был бесконечно счастлив, что мои учителя музыки и вокала уцелели, что жив художник Фабул, что близкие мне люди, кроме Аполлония, и дальше будут частью моей жизни. И совершенно искренне радовался тому, что Воракс восстановит свой бордель.
Но чудовищные слухи и обвинение в том, что я был зачинщиком Великого пожара… Такого я не ожидал.
Более того, эти слухи были крайне опасны. В отличие от языков пламени, они оставались незаметными для глаз. И если с пожаром можно было бороться, устраивая противопожарные полосы и так лишая его пищи, средств борьбы со слухами у меня не было.
Как лишить слухи пищи? Что их подпитывает? Как их погасить? Притом что они, подобно огню в ветреную погоду, распространяются быстро, легко преодолевают все барьеры и отражают любые попытки их придушить.
XIV
– День настал, – сказал я Поппее.
Я говорил уверенно и спокойно, хотя на самом деле предстоявшее первое после Великого пожара обращение к Сенату вызывало у меня если не ужас, то страх.
Выступить перед Сенатом было необходимо, но донести послание так, чтобы сенаторы могли в полной мере его осмыслить, крайне сложно. Притом что мне нужно, чтобы они поняли все, что я предлагаю.
– Да, пора, – согласилась Поппея. – Ничто не сдвинется с места, пока ты не ознакомишь их со своими планами и они их не одобрят.
В этот день Поппея выбрала достойное, но скромное платье и легкую паллу [48] , но в отличие от моей матери, которая подслушивала произносимые в Сенате речи и открыто принимала посланников, появляться там Поппея не собиралась.
– И было бы очень неплохо, если бы ты надел пурпурную тогу, хотя бы для того, чтобы не забывать, что ты – император.
– Как будто я нуждаюсь в подобном напоминании.
На самом деле трудно припомнить моменты в моей жизни, когда бы я забыл о своем титуле, а после Великого пожара я помнил об этом и днем и ночью. Но для сенаторов пурпурная мантия послужила бы хорошим напоминанием о моем титуле, на случай если они начали об этом забывать.
48
Палла – элегантный плащ или мантия, которую носили вне дома богатые римские женщины.
Курия при пожаре не пострадала, только ее стены кое-где почернели от сажи и дыма. Форум к этому времени уже расчистили от обломков, а курию не просто расчистили, а выскребли и отмыли, после чего все сенаторы были созваны присутствовать на моем обращении к Сенату.
Сенаторов было шесть сотен, так что я
На пути через Рим я с удовольствием наблюдал за прогрессом проводимых в городе работ: почти весь центр был расчищен, начали расчищать храм Весты и Большой цирк. В общем, уже через неделю можно будет позволить владельцам недвижимости вернуться в город и приступить к отстройке своих разрушенных домов.
Большие двери курии охраняли два преторианца в форме – Фений и Субрий. Войдя внутрь после залитого ярким солнечным светом Форума, я сначала почти ничего не мог разглядеть, словно оказался в наполненной бормочущими голосами огромной пещере.
Но глаза очень быстро привыкли к сумеречному освещению, и я четко увидел длинные скамьи по сторонам длинного зала. Все они были заполнены сенаторами в белых тогах.
На помосте меня ожидал трон, по обе стороны которого восседали на своих местах два консула.
Пока я шел к помосту, специально отобранный для подобных церемоний громогласный слуга возвестил:
– Император Клавдий Цезарь Август Германик!
Сенаторы все как один встали.
Я поднялся на помост и, обернувшись, обвел взглядом зал курии и поприветствовал сенаторов:
– Добро пожаловать в Рим! В нерушимый и вечный Рим!
После чего взмахом руки позволил им сесть, но сам остался стоять.
– Рад, что мы снова встречаемся здесь, в нашем старом доме. Рим был основан более восьми веков назад, за это время пережил множество бедствий, и Великий пожар – крупнейшая трагедия из тех, с которыми он сталкивался. Но мы всё преодолеем, Рим будет восстановлен и воссияет ярче, чем прежде. В его истории благодаря нашим усилиям наступит золотой век – эпоха, оглядываясь на которую люди будущего будут горько сожалеть о том, что им не пришлось жить в наше с вами время.
Я, как бы мне этого ни хотелось, не мог считать выражение лиц сенаторов: во-первых, в курии было плохое освещение, а во-вторых, у меня было слабое зрение. Но они сидели тихо и ждали, что я скажу дальше. По моим прикидкам, в зале было примерно две сотни сенаторов.
– Итак, – продолжил я, – перейдем к стоящим перед нами неотложным задачам. Я и мои агенты провели оценку понесенного в результате Большого пожара ущерба, зафиксировали потери имущества и составили списки пропавших без вести. Вы можете самостоятельно ознакомиться со всеми цифрами, сейчас я их оглашать не стану, на перечисление уйдет целый месяц. – (В ответ – тишина, ни смешка, ни даже вздоха.) – На пунктах оказания помощи раздается еда и одежда, там же можно получить информацию о смене места жительства. Основываясь на составленных списках, мы воссоединяем тех, кого удалось отыскать.
Я сел. Да, разговор предстоял непростой, да и начинался он как монолог без ответной реакции.
– Посовещавшись с входящими в мой консилиум инженерами, архитекторами, юристами и сенаторами, я разработал план по восстановлению города.
Далее я рассказал о новых мерах безопасности, о правилах использования огнеупорного камня, о расширении улиц, колоннадах на фасадах домов, запрете на нависающие одни над другими этажи и на общие стены у соседних домов, а также об обязательных средствах борьбы с огнем в каждом доме.