Нерозначники
Шрифт:
Потихоньку Лема всякую подробность и выведала. Узнала, конечно, по какой надобности верши в лес пожаловали. Правду Кит говорил, невесту ждут... Ну и взгрустнула, конечно, маленько. Дальше уж вовсе рассеянно Юльку слушать стала. А та, как нарочно, про всякие хозяйские хлопоты будто забыла, перед Лемой уселась да об Илье и о Тале сорокой трещит, складывает с весёлого сердца. А тут ещё и главную тайность открыла.
– - Ты даже не представляешь, как он её вопче любит! Только о ней и думает!
– - сказала Юля и, подняв руку, изящно заправила выбившуюся прядку
Лема, как завороженная, смотрит, и тоже вдруг рассеянно подняла руку, и хотела, верно, то же самое проделать, но тут опомнилась -- прядки не нашла, ну и неловко почесала за серым, волчьим ухом. Разом же и зашторилась сумно. На руки свои посмотрела: не такие они вовсе, как у Юльки. Ни маникюру на них, обрубыши какие-то, ногти вровень с пальцами, не ухоженные. Куда там, Лема себе для стряпни ладила, а не для баловства. Не знала, понимаешь, что всё так обернётся... Ну и ещё лише загрустила: захотелось ей такие же тоненькие ладошки. "Вот ведь жисть-то какая!-- подумала она.
– - А я глупая... Ничё, быстро научусь. Один раз сделаю, потом махом будет получаться".
А Юлька говорит, говорит, а тут руки к груди прижала и мечтательно воскликнула:
– - Эх, завтра мы необнакавенную встречу увидим!
Лема в сторонку и отошла.
За стол все сели, и Лукерья давай своих помощников нахваливать: дескать, такие молодцы, прямо свезло с помощниками. Словом, герои и есть. Потом ещё и шутейно пожаловалась:
– - Что-то у меня щёки весь день горят... К слезам, наверно?.. Ох, чувствую, трогательная встреча будет...
Все засмеялись, а Лема ещё лише волчью голову в плечи втянула, сидит, чуть не плачет.
Порадовались верши, что дело ладненько обернули, а потом ещё больше возрадовались, когда узнали, что и у Леки Шилки всё хорошо складывается... У ней, вишь, задание было, чтобы Талю во что бы то ни стало к Елиму доставила.
* * *
Проснулся Илья к вечеру и оглянулся растерянно. Вокруг стены бревенчатые из-за резной обшивки кое-где проглядывают, да матица на потолке, оконца не великие, за занавесями простенькими -- так и понял Илья, что в избушке очутился. Взялся память ворошить, а только и вспомнил -- Талю и как из ресторана выбежал. А дальше что случилось, -- как отрезало всё одно, и зацепочки никакой не сыскать.
Вскочил Илья да и кинулся в другую комнату. Елим как раз возле печки толкошится, дровишки в топку подкладывает. Увидел он Илью да и посмеялся, привечая:
– - Эхма, проснулся, найдёныш. Ох и силён ты, поболе суток проспать!
Ильёй поначалу-то, конечно, смятение овладело, а потом -- ничего, отошёл. Ну и давай выспрашивать, куда это его занесло. Удивился, само собой, узнав, что его егеря в лесу в беспамятстве нашли, и ещё пуще на старика с расспросами напустился. Сказал тот, что знал, и повинился:
– - Сказывал Михей, что твой рюкзак и лыжи в лесу остались. Обещался принесть, да, верно, запамятовал. Утречком они с Матвеем на кордон умотали. А я и не знаю, в каком месте тебя нашли...
– - Да не было у меня никакого рюкзака, --
– - Да и не охотник я.
– - Ну, как же...
– - улыбнулся в бороду Елим.
– - А ружьё твоё...
– - глянул он в уголок, где двустволка Ильи стояла, а там и нет её...
– - Странно...
– - поскрёб затылок старик.
– - Можа, с собой прихватили?.. Да нет вроде, со своимя пошли...
Илья и посомневался, в своём ли старик уме, а Елим и сам озадачился.
– - Ну-ка, -- говорит, -- пойдём глянем...
– - и в сенцы Илью повёл. Решил, слышь-ка, охотничье снаряжение найдёныша показать -- тулуп его справный, унты на оленьем меху, нож нанайский, патронташ и другие вещички, без которых охотнику никак нельзя.
– - Ничего не понимаю...
– - вовсе растерялся Елим.
– - Туточки всё лежало. А это чьё?
– - и на сапоги чёрные, с меховым подкладом, и на куртку замшевую показывает.
– - Вот это моё, а... может, вы перепутали?..
– - Можа, и перепутал, -- вдруг согласился старик, а в мыслях догадался: "Верно, опеть лесовины энти чудят. Эхма, неспроста энто всё..." И уж по-другому на Илью глянул, с интересом так-то.
Потом успокоил чуть гостя.
– - Обещались егеря машину за тобой прислать. Так что гостюй у меня пока. Чай, не торопишься?
Илье хоть и в новину показалось в деревне побыть, а всё же не больно-то обрадовался.
– - Ладноть, не горюй, -- успокоил его Елим.
– - Ежели завтрема к обеду не объявятся, то сам в Канилицы отвезу.
* * *
После того случая в ресторане, Инесса вовсе не убоялась бесовской силы и выгнала Талю с работы... Вдовесок ещё такого наговорила, что Таля, когда слушала, дара речи лишилась и засомневалась, в своём ли уме Инесса Викторовна... Проплакала, конечно, всё утро, а на следующий день новая напасть свалилась. Пришла Лена и рассказала, что через сродственников пасечник Степан передал: мол, плох вовсе Елим, хвори старческие свалили... Словом, надобно в деревню ехать.
Таля без всякого и собралась, и к вечеру они уже в Канилицы выехали. Какой-то доброхот, знакомый Лены, вызвался их на своей машине отвезти... Довёз справно, никакая неёла не прилучилась, и тут же обратно в город укатил. По дороге и слова не проронил. Лена так его и представила: дескать, немой он. А по всему видно было, что необычный человек...
В деревню поздно, почти ночью, приехали ну и решили к Елиму утром идти. Поначалу-то хотели пасечника Степана просить, чтобы к Елиму отвёз, а того дома не оказалось. С утра он в город уехал и, видно, у сродственников гостевать остался. Когда вот теперь назад возвернётся? Вот и надумали пешком через болото править. Путь, конечно, не близкий, а за два -- три часа на лыжах запросто дойти можно.
У Мираша вовсю празднество шло, когда от Леки Шилки весточка пришла. Уведомила она по мыслительной связи, что Талю в Канилицы доставила, а саму, дескать, не ждите. Не схотела, вишь, на праздник вернуться. И то верно, как узнала она, что Таля по хлопотам обережников работы лишилась, ну и рассердилась.