Нерушимое доверие

Устюгова Вера

Я ее не убивала, не травила и не причиняла вред. И даже если Игорь действительно никак не причастен к этому преступлению, внутри что-то нестерпимо гложет. Может, это женская солидарность, потому что мы обе так или иначе пострадали от моего благоверного?

Не знаю.

Но когда я услышала от Глеба про похороны девушки, не могла уснуть всю ночь. Крутилась, вспоминала наши мимолетные встречи и все события после ареста Игоря. Да, я стала идеальным объектом травли для жителей Северной поляны, но настоящей жертвой все же оставалась Юля Рудина.

Глеб,

конечно же, не оценил мою идею, подкидывая свои бурные фантазии, как меня на этом же кладбище и захоронят по соседству, когда заметят. Но мы нашли компромисс, который заключался в том, что он просто поедет со мной и будет защищать от разъяренной толпы.

— Не передумала? — тихо раздается в машине.

— Ты уже задавал этот вопрос сотню раз, — недовольно бурчу я, потому что его «не передумала» зарождает во мне еще больше сомнений и паники, — Тем более кладбище за поворотом. Поздно.

— Никогда не поздно сбежать, — усмехается Глеб, — Особенно с похорон любовницы мужа, которую он же прирезал.

Замираю и удивленно поворачиваю голову к мужчине. Мы всерьез это не обсуждали, но, кажется, каждый из нас по отдельности все больше и больше подозревает в убийстве именно Игоря.

— Ты думаешь?..

— Ты просто знаешь одного Игоря, а я знаю настоящего, — уклончиво отвечает Глеб, как будто боится меня напугать. Хотя куда уж.

— И какой он настоящий?

Мы приехали, но продолжаем оставаться в машине, наблюдая, как небольшая горстка людей проходит через вход на кладбище. Здесь много поселковых, поэтому не сложно догадаться, к кому они все пришли.

— Настоящий Игорь способен на все, — пауза, — И это не метафора.

— Тогда лучше бы он не выходил из тюрьмы, — жестоко, но это та правда, которую я в последние дни не смела озвучивать даже в своих мыслях. Если Игорь вернется, он точно будет манипулировать мной через Яну, и он точно насильно вернет меня, посадив на цепь у своей ноги. В этом я не сомневалась.

— Ты изменилась.

— Да, но кое-что во мне осталось — желание защитить Яну любой ценой. Даже если придется защищать от ее же отца, — договариваю и выхожу из машины. Больше нет времени прятаться в теплом салоне. Гроб с Юлей прибыл на кладбище.

Образ для похорон любовницы мужа у меня соответствующий — черное трикотажное платье, черное пальто, платок и очки. Солнечных дней давно нет, но маскировка мне все же нужна. Пусть думают, что это какая-то подружка Юли, которая за темными очками прячет слезы.

В одной руке держу букет белых роз с четным количеством бутонов, другой цепляюсь за Глеба. И присутствие мужчины здорово помогает унять дрожь в теле, которая неожиданно появилась, как только мы зашли на территорию кладбища.

Зимой в таких местах даже страшнее, чем летом. Голые деревья и заснеженные холмики могил. Добавляет жути ветер, который сегодня особенно громко воет. Как будто природа чувствует, что свежая яма вырыта для невинно убитого человека.

— Никогда не был на кладбищах, — отмечает

Глеб, когда мы доходим до места погребения и встаем чуть дальше от основной массы.

— Я была, но так давно, что уже забылось.

— Лучше бы мы не приходили сюда.

— Глеб! — восклицаю шепотом, но все же привлекаю внимание какой-то женщины.

— Вы к Юленьке? — тихо спрашивает у меня она. На вид лет шестидесяти или чуть меньше, в простом синем пуховике и хлопковом платочке на голове. От слез у нее опухли и покраснели глаза, но это не помешало разглядеть в ней маму Юли Рудиной.

Никогда не видела эту женщину ранее, но цвет глаз и схожие черты лица сложно не заметить.

— Да, — еле ворочаю языком, чувствуя, как волна стыда и боли накрывает меня с головой. Глеб это тоже чувствует, сжимая сильнее мою ладошку в своей.

— А мы вот, наконец, хороним ее сегодня. Следователь долго тело не отдавал. Все на какие-то дополнительные проверки отправлял, — зачем-то начинает рассказывать мне женщина, пока двое парней устанавливают гроб на специальную стойку. Чтобы каждый мог подойти и попрощаться в последний раз.

Сглатываю ком в горле, когда крышка открывается, и другая женщина убирает белый платочек с лица девушки.

Она такая же белая, как снег вокруг.

— Скажите, как я могу вам помочь? — вырывается у меня.

К гробу тут же образуется очередь желающих, и все, как по команде, начинают плакать.

— А вы откуда ее знаете?

— Мы… — на мгновение теряюсь.

— Мы с женой жили с ней в одном поселке, — спасает меня Глеб.

— Аа, ну хорошо. Это хорошо, — отстраненно отвечает женщина, полностью поглощенная процессией у гроба своей дочери. Она специально пропускает всех вперед. Наверное, хочет попрощаться последняя, — Вы идите, идите. Долго копальщики нас ждать не будут.

Мама Юли подгоняет нас и заставляет встать в эту очередь. И вот тут бурный поток слез догоняет и меня.

Медленными шажочками подхожу все ближе и ближе к телу, намертво вцепившись в руку Глеба. Он смиренно идет рядом, но чувствую, что весь процесс ему мало приятен.

Я понимаю его и не виню за черствость в такой момент. Юля ему была никто, лишь очередная жертва Игоря.

Поэтому, когда приходит моя очередь прощаться, отпускаю руку мужчины и иду к гробу одна.

Юля прекрасна, даже смерть не смогла забрать у нее аристократичные черты лица.

Снимаю очки, наклоняюсь и целую ее в лоб, как это положено у православных христиан. А еще шепчу, глотая слезы:

— Прости меня… прости за все…

Отхожу на ватных ногах, уступая место следующему человеку. Дрожь возвращается с новой силой, в голове начинает гудеть, и я, кажется, теряю ориентацию в пространстве.

День сегодня тяжелый. Ветер, громко орущие птицы, облепившие голые деревья. И все так быстро кружится перед глазами, погружаю в транс.

В какой-то момент Глеб ловит меня и уводит в сторону. Пытаюсь отдышаться и прийти в себя.