Нерушимый 10
Шрифт:
Рине очень хотелось бы поехать с нами, но в ее положении это было рискованно. Интоксикация девушку не мучила, изменений в теле не наблюдалось, и о ее беременности не знал никто, кроме нас двоих. Даже ее мать не знала, иначе уже квохтала бы здесь.
Мы арендовали весь ресторан, сдвинули столики буквой П, и мероприятие напоминало огромную свадьбу. Мало того, сотрудники ресторана слили журналистам информацию о том, что «Титан» провожает героев на бой в Италию, и нас внизу поджидала толпа, причем не только журналистов, но и болел,
Димидко нервничал, поглядывая за стекло, и я его понимал. Поначалу радует, что тебя узнают на улице, но, когда не дают прохода, это уже напрягает. В последнее время я по магазинам старался не ходить — болелы достали, хоть на лысо стригись и усы отращивай для маскировки.
«Александр! Пожалуйста! Подпишите (мяч, тетрадь, нужное вставить) для моего сына! Это для старшего, а еще двое младших. И фото с вами на память».
«И нам, и мне! Ну пожалуйста! И автограф. Это корешу Коляну. Это Миле, у нее день рождения, она хотела новый телефон, но теперь обойдусь малой кровью! И маме. И бабушке. А передайте привет братанам с района… Эй, ты че это? Это куда-а ты меня послал?»
Димидко поднялся и свистнул, призывая к тишине. Все обратили к нему лица, а он прищурился и посмотрел на меня, хитро улыбаясь:
— Товарищи! Коллеги! Для начала хотелось бы поздравить наш коллектив с пополнением!
Микроб подумал, что речь пойдет о Погосяне, скрестил руки на груди и надулся, но ошибся.
— Александр Нерушимый! Дарина! Тихушники вы наши! — Он поднял газету и шлепнул по столу. — Поздравляю вас с прибавлением в семье! Понятно уже, кто будет, мальчик или девочка?
Рина раздула ноздри, покрылась красными пятнами, ее уши заалели.
— Кто это сказал? — спросил я, с трудом сдерживая злость.
— Ха. В газете пишут, а мы и не знаем.
— Медики слили, — прошептала Рина, скомкав салфетку. — Фамилия-то у нас приметная.
Я поцеловал ее в макушку, поискал взглядом Погосяна — он предусмотрительно не явился на торжество, где ему будет не рады.
— Тс-с. Они все равно узнали бы через месяц-другой…
— Родичи задолбают, — шепнула она и сказала громко, натянув на лицо улыбку: — Спасибо за поздравления, срок маленький, мы пока не знаем пол ребенка и еще месяц не будем знать.
Левашов встал, оскалился и зааплодировал — мы ж почти одна семья. Когда аплодисменты стихли, я заметил шагающего к нам Гусака, который учился в школе одаренных и не должен быть здесь. Он на ходу расстегнул пальто, его и шарф отдал официанту, который понес одежду на вешалку. Сняв перчатки, Виктор пожал мою руку.
— Поздравляю! Мужик!
Выглядел он настороженным, не было в его взгляде радости, и больше всего на свете ему хотелось поговорить со мной тет-а-тет. Вот теперь и я насторожился. Но всеобщее внимание сразу же переключилось с Рины на Гусака, и жена выдохнула с облегчением.
Сперва Димидко его приобнял:
— Ну,
Гусак поморщился, повел плечом.
— Нашли какую-то сосудистую аномалию в мозжечке. Короче, раскоординированный я…
— Это было, да, — кивнул тренер. — Так вылечат тебя? Сейчас всё лечат.
— Увы. — Гусак потупился, как и все самородки, он терпеть не мог врать. — Я простился с футболом, но с вами всеми проститься не могу — привык. Особенно к этому вот, — он потянулся к Левашову, — оболдую. Ну сами прикиньте, как я буду играть, если могу промазать по мячу?
Что говорится, Витек пошел по рукам, переместился к Клыковым, поздравил с грядущей свадьбой, поприветствовал Воропая и Тишкина. Кивнул Льву Витаутовичу и вернулся ко мне.
— Слышал, вы Погосяна решили простить…
— Ну, не то чтобы простить, — перебил его Микроб, но Виктор продолжил:
— Это правильно. Он вам пригодится и еще себя проявит.
— И ты туда же! — воскликнул Хотеев и отвернулся.
Я понимал, о чем Гусак. Наверное, он видел что-то эдакое про Погосяна. И про меня что-то видел, предупредить хочет, но так, чтобы не привлекатьлишнего внимания.
Димидко притянул его к себе, дал бокал шампанского.
— Скажи что-нибудь нашим орлам!
Гусак покосился на меня, на тренера и выдал «генеральский» тост:
— Ну что, товарищи, за победу и кузькину мать!
Выпили, закусили. Виктор кивком указал в сторону — отойдем, мол, и я последовал за ним с замирающим сердцем. Больше всего я боялся услышать что-нибудь плохое про Рину и ребенка.
Мы встали возле колонок, откуда лилась умиротворяющая музыка — чтобы не было слышно наш шепот.
— Ты научился этим управлять? — спросил я.
— Всем отделом бьемся, но пока слабо. Иногда видятся события, которые произошли непонятно когда и непонятно в какой стране, но чаще — то, что произойдет с теми, кого я знаю, и то, что увижу собственными глазами. Иногда смотрю глазами других людей. — Виктор передернул плечами. — Хуже всего, что иногда картинка плывет, задний план смазывается, и трудно сказать, что это за место.
Он осекся, опустил голову и поджал губы, отчего стал особенно сильно похожим на Витаутыча.
— Что Мику взяли — правильно.
— Ты ведь не это хотел сказать.
— И это тоже, но…
— Что-то с Риной?
— Что-то будет, да, но решится благополучно. С тобой, Саня. — Он вскинул голову, заглянул мне в глаза, покачал головой. — Ну вот, предупрежу — ты все равно ведь попрешься туда, на этот долбанный чемпионат!
— И что там? — В груди смерзлось дурное предчувствие.
— Я видел твою смерть. Видел глазами человека, который тебя убьет. Видение было один раз. Непонятно, кто это, непонятно, где происходит дело. Много людей, картинка плывет. Все смеются. Твоя голова в прицеле… Я не вижу лица, только затылок, но убийца знает, что это ты. Выстрел. Все.