Нерушимый 10
Шрифт:
Я сглотнул вязкую слюну. Захотелось обо что-то опереться.
— Какова вероятность, что все будет именно так?
— Я очень надеюсь, что будущее можно менять, но обычно все видения сбывались. Пожалуйста, любыми средствами не езжай туда. У тебя жена и ребенок, ты нужен нам!
— И в какой стране это случится, тоже непонятно? — спросил я.
Он помотал головой.
— Может, не на чемпионате мира, а вообще в Европе? — отказывался верить его словам я. — И с чего ты взял, что это чемпионат? Это произошло на футбольном поле?
— Есть вещи,
Витьком его называть больше не поворачивался язык, он будто бы прибавил лет десять, его взгляд стал тяжелым и неподвижным.
— Я скажу Витаутычу, он передаст выше, усилят охрану, — пробормотал я. — Ты уже озвучил проблему, реальность может измениться, так ведь?
Гусак пожал плечами.
Музыка стихла, и на небольшую сцену начали выходить музыканты, целый оркестр. К нам подбежал Левашов, утащил Виктора, но он больше не был нужен как источник информации, потому что не знал детали.
И что мне делать с этим знанием? Послушать Виктора и отказаться от участия в чемпионате? Блин, это все равно, что от жизни своей отказаться! Поехать и оставить жену без мужа, а будущего ребенка без отца?
Но главное, если решу не ехать, позволят ли одаренные мне не покидать страну? У меня ведь перед ними тоже обязательства.
Глава 4
Мечта или… мечта?
Мы сидели в отдельной кабинке ресторана, пока «титаны» веселились в зале. Лев Витаутыч, которого я вызвал на разговор, смотрел на меня пристально и потирал подбородок.
Ранее я поведал о видении Гусака, и Тирликас переваривал информацию.
— Рина беременная, — нарушил молчание я. — Мне не хотелось бы, чтобы мой ребенок рос без отца.
— Я знаю, — кивнул Тирликас. — Хм, все-таки он сказал тебе.
Его слова меня взбесили. Они планировали это от меня скрыть? Скрипнув зубами, я проговорил как можно спокойнее:
— Понимаю, что я всего лишь расходник, но…
Тирликас вскинул голову, посмотрел мне в глаза.
— Расходник — ха! — не сдержал эмоций Витаутыч. — Ты решил не ехать? Это твое право. Что ж, ты слишком ценен, чтобы рисковать тобой, никто тебя на буксире туда не потащит. Можешь вообще отказаться выезжать за границу.
Он отвернулся, устремив взор вдаль и продолжил:
— Я понимаю, Саша, что ты чувствуешь. Решение за тобой. Нет значит нет. Просто знай, что будущее меняется. Узнав о предсказании Гусака… К слову, его прогнозы сырые, ни одно предсказание не сбылось на сто процентов. Так вот, узнав об этом, мы удвоим… Нет, утроим охрану и будем предельно осторожными.
Воцарилось молчание, я покрутил в руках глушилку, стоявшую на столе, и поставил ее на место. Кому суждено разбиться, тот не утонет. А мне — что суждено? Я мечтал помочь Советскому Союзу победить на чемпионате мира. Если не победить, так хоть в четвертьфинал выйти — уже радость будет! Такова была моя цель.
Потом выяснилось, что я — сверхценный человек-вай-фай, который пробуждает в
Что же получилось в реальности? На чемпионат мира я все-таки еду, но как болванка, сидящая на скамейке. Потому что феерить будет Акинфеев, и он же станет надеждой и опорой отечественного футбола. Выпустят ли меня на раму? Вопрос. В Англии — выпустили, как будет сейчас — непонятно. Выходит, я буду рисковать жизнью непонятно за что. Точнее, понятно: за то, что в мои планы изначально не входило.
Я представил, что окажусь от мечты и останусь дома. Скажу Рине: так, мол, и так, предупредили о возможном покушении, так что сижу дома, дрожу от каждого пука, ем борщи и отращиваю пузо.
С таким раскладом и в Европу мне нельзя! Потому что Гусак не знает, где будет покушение: в Америке или в Европе. На воротах отдуваться придется Васенцову, и шансы «Титана» стремятся к нулю, а родная команда мне куда дороже национальной сборной. А если буду участвовать только в Лиге Европы, риск такой же! Меня с таким же успехом могут прихлопнуть и там.
Не ехать в Европу я не могу. Значит, бессмысленно игнорировать чемпионат мира.
Вроде как все логично: нужно делать то, ради чего я пришел в этот мир. Но это будет предательством по отношению к Рине. Если промолчу сейчас, получится, что я променял семью на карьеру. Но если скажу и облегчу совесть…
Жена, конечно же, погонит меня на чемпионат. Но уже не как на игру будет провожать, а как на войну, и, пока я там, будет в напряжении, что в ее положении вредно. Как ни старайся, не получится быть с ней честным — для ее же блага.
Сразу же пришли траурные мысли и желания: например, оставить предсмертное послание Рине и малышу. Вырастет — увидит, что отец его любит. Хотя любит ли, если поступает так?
Семья или мечта? Нет. Мечта или мечта?
Все время, пока я думал, Тирликас молчал. Когда молчание затянулось, он повторил шепотом:
— Там у нас тоже есть осведомители. Мышь не просочится… Ума ни приложу, зачем убивать — спортсмена? Для устранения конкурента это слишком.
Я усмехнулся:
— А вы представьте, что осведомители есть и у них, и они узнают, кто я на самом деле и зачем к ним приехал. Вспомните Шуйского — свой в доску был, для «Титана» много сделал, но оказался предателем и чуть вас под монастырь не подвел. А сколько их, таких Шуйских!
— Нет. О тебе знаю я и… сам знаешь кто. В себе я уверен на сто процентов. В нем — тем более. Вдруг это просто холостое видение? Так тоже бывает. Но, согласен, надо перестраховаться, и теперь мы вооружены. Так ты принял решение?
— Им меня не запугать, — без особой уверенности сказал я.
— Вот и славно.
Тирликас встал.
— Идем к парням.
И мы пошли в зал, но веселья не получилось. Я изо всех сил старался улыбаться и шутить, но Рина чуяла неладное, поглядывала косо, а я все больше загонял себя в тупик. Что касается «титанов», каждый был так занят собой, что не заметил перемены моего настроения.