Несгибаемый. Враг почти не виден

Калбазов Константин Георгиевич

— Что именно ты хочешь знать? — устраиваясь поудобнее и кривясь от боли, поинтересовался Антон.

— А ты не стесняйся. Рассказывай. И учти, я знаю о том, что вас сюда прислали члены тайного ордена, или как он там называется, — наугад сделал проброс Петр. — Вам приказали нас убить?

— Только его, — кивок в сторону Кессениха.

Ага. Значит, насчет тайной организации в точку. И Отто Рудольфович вполне даже внимает озвученному, делая правильные выводы. Именно что правильные, тут никаких сомнений.

— За что? — между тем продолжал допрашивать Петр.

— Двигатель.

Есть люди, тайный клуб, они не хотят, чтобы появился такой двигатель. Я мало что знаю, он, — кивок в сторону трупа, — знал больше, но не намного. У них конспирация почище чем у террористов.

— Верю. Но почему же тогда и меня не прикопать рядом с инженером?

— Тебя было велено доставить в Лондон живым.

— Зачем?

— Не знаю.

— Ладно. Тут верю. Похоже, ты вляпался в какой-то заговор.

— Какой еще заговор? — тут же встрепенулся Антон.

Угу. В России «заговор» — очень плохое слово. Здесь если и казнят, то только террористов и заговорщиков. И вообще, для российского правосудия эти слова как синонимы. Так что Антону было чего пугаться. Пусть он хоть дюжину человек накрошит, максимум, что ему светит, — это пятнадцать лет каторги. А вот при каком-либо политическом окрасе можно и до петли доиграться.

— Ты не дергайся, Антон. Я понятия не имею, какой тут заговор. Но с этим уже будут разбираться жандармы. Что, не хочется? Верю. Жандармы у нас сущие звери. Но видишь ли, какое дело, — это уже твои проблемы.

— Погоди. Давай без политики и всяких заговоров, — попытался хоть как-то смягчить свою судьбу пленник.

— И как ты себе это представляешь? — изогнул бровь дугой Петр.

— Ну, допустим, я расскажу, кто по правде убил того студента в «Астории».

— Что-о?! — Петр подскочил и вперил свой взгляд в собеседника.

— Что слышал, — буркнул Антон.

— Та-ак. А вот теперь по порядку и во всех подробностях. А там, я тебе слово даю, мы что-нибудь придумаем. Только учти: если решу, что ты вертишь хвостом, я тебе ничего не обещал. Будешь разбираться с жандармами. И давай побыстрее. Время не терпит…

Антон, или вернее Иван, ничего скрывать не стал и рассказал все как на духу. Ну как все — в части, касающейся новых знакомых. Он ведь не враг самому себе. Но, памятуя об отношениях Петра и Александры, поведал об убийстве Верховцева и о том, что саму девушку трогать не стали. А также о том, что семье Игнатьевых пока вроде ничего не грозит. Выложил всю историю с Ростоцким, пояснив, как они подставили под удар Петра.

Нив одном убийстве он больше не сознался. Сказав, что с остальными разделывались, обливая их помоями в газетах. Сомнительно, конечно, но Петр настаивать не стал. Какое ему до этого дело. А вот насчет адвоката и сыщика Ивана он все же дожал. В принципе Ивану уже было без разницы, убийством больше, убийством меньше. Все одно получит по полной.

С другой стороны, сыщика, секретаршу и адвоката убивал не он, а покойный Голубев. Вот такая у главного была фамилия. И вообще, Иван мог вешать на него всех собак. Кроме одной. Ростоцкого ему придется взять на себя. Впрочем, он особо и не возражал. Понимал,

что все сбросить с себя не получится, а смерть именно этого студента для Петра очень важна.

— Значит, так, Ваня. Слушай меня внимательно. У Голубева вышел какой-то конфликт с Ростоцким. В чем именно, ты не в курсе. Он решил его убить и подставить меня. И ты сознаешься в том, что по приказу Голубева убил его. Далее на ваш след вышли сыщик и адвокат, которых убил уже Голубев. Но он понял, что я не остановлюсь, пока не найду убийцу. Поэтому решил отправиться сюда и убить меня, чтобы покончить с этой проблемой. Будешь стоять на этом крепко, мы ни словом не обмолвимся о заговоре и тайном клубе.

— Я сделаю так, как ты говоришь, — заверил Иван.

— Вот и я сделаю. Последний вопрос. Голубев мало что смыслит в механике. Ты, мягко говоря, тоже. Значит, у вас был инженер.

— Был такой. Сильвестром зовут. Фамилию не знаю. Разве только то, что живет он в Петрограде, на Мойке. И вроде как изобретатель.

— Члены клуба о нем знают?

— Кажется, да.

— Ясно. Кстати, будешь стоять на нашей версии, тебя осудят просто за убийство и за соучастие в других. А там, глядишь, на каторге до тебя не доберутся. Начнешь болтать на следствии… Навредить ты им особо не навредишь, но тогда они тебя прихлопнут как муху. Еще что есть сказать?

— В наших чемоданах двойное дно, — соглашаясь с выводами Петра и принимая правила игры, произнес Иван.

— И что там?

— Взрывчатка, адские машинки. Нехорошо там, — вздохнул Иван.

Угу. Еще как нехорошо. И уж тем более на строительстве Кругобайкальской железной дороги. Тут уж по очереди будут руки выкручивать контрразведка и жандармы.

— Ладно. Приберу, — пообещал Петр. — Это все?

— Все, — снова вздохнул Иван.

— Вот теперь, Отто Рудольфович, можно и полицию звать. Но вызову я сам. Домой нужно заскочить и почистить их чемоданы. Раз уж дал слово, нужно держать. А с этими гостинцами ему одна дорога — на виселицу.

— Только ты уж и у себя их не оставляй, — предостерег его немец.

— Да что же я, враг самому себе? На дне Байкала им будет куда уютнее.

Глава 12

ОНА МЕНЯ ЗА МУКИ ПОЛЮБИЛА…

Самолет прокатился по пустырю, взметнув целый вихрь снега. Затем подкатил к обочине накатанной дороги и наконец замер неподалеку от «Муромца» и «Поповича». Его винты еще какое-то время взбивали воздух, но вскоре двигатели пыхнули паром, и все затихло. Затем дверь салона открылась, выпуская наружу двоих.

Зрелого мужчину довольно щуплого сложения, что компенсировалось дорогой бобровой шубой. И высокого молодого паренька крепкого сложения, пусть и в полушубке, но в новом, пошитом добротно, с меховой оторочкой и стоячим меховым же воротником. Спрятать в него лицо от мороза уже не получится, но зато смотрится очень даже хорошо. А что до мороза, так на этот случай и шапка имеется.

— Ну а я что говорил, Отто Рудольфович? Нужно просто делать, как сказано, и никак иначе, — наблюдая за спешащей к нему парочкой, произнес Петр.