Несколько бесполезных соображений
Шрифт:
Сломали лед
Вчера часов в восемь вечера после утомительного дня, проведенного в Утрехте, я шагал по нашей улице, направляясь домой. Моя жена высунулась из окна второго этажа и крикнула:
— Оставайся внизу, я сейчас спущусь!
Немного погодя она в выходном платье появилась на крыльце и объявила:
Мы идем к Фи и Хенку.
— Но мы же хотели побыть дома… — начал было я. Но она уже устремилась вперед, так что мне волей-неволей пришлось идти следом.
— А с чего это мы туда идем? — полюбопытствовал я.
— Так надо, — решительно сказала
— Зато как спокойно! — восхитился я. — Хотелось бы и мне хоть раз в жизни недельку не раскрывать рта.
— Да ради бога! — обиделась жена. — Уж не думаешь ли ты, будто у тебя что ни слово, то жемчужина?!
Некоторое время мы шли молча. Потом она сказала:
— Фи звонила.
— О!
— Ну знаешь, это твое «о»!..
— А ведь оно больше всего похоже на жемчужину.
— Избавь меня от своих шуточек, — произнесла она с отвращением. — Фи звонила. Потому что страдает от всего этого. От молчания. И Хенк тоже.
— Ну так пусть начнут разговаривать, — сказал я упрямо.
— Это невозможно! — отрубила она. — Ты же знаешь. Фи — гордячка. А Хенк уступить не желает. Потому она нас и позвала. Мы сломаем этот лед, если просто так зайдем к ним и мило поболтаем… — Она посмотрела на меня. — Ну да, очень даже мило…
Мы уже стояли перед их домом, и моя жена позвонила в дверь.
— Может, ты одна пойдешь? — предложил я. — В конце концов, Фи — твоя подруга.
. — Ах вот как! — воскликнула она. — Не знаю, известно ли тебе, но, когда мы поженились, вместе с тобой мне пришлось терпеть еще и целую компанию твоих распрекрасных друзей, и при этом никто не спрашивал… Дверь отворили.
— Привет! — раздался наверху голос Фи.
— Привет! — крикнули мы и начали подниматься по лестнице.
— Они действительно прекрасные друзья, — прошипел я жене.
— А мы вот зашли поболтать! — весело сообщила моя половина своей приятельнице.
Наверху, на площадке, все мы обменялись поцелуями. Мне тоже достался один. Обычно Фи доставляет мне это удовольствие только в день моего рождения. Впрочем, мне нравится с ней целоваться.
— Как это мило! Проходите, пожалуйста.
Я думаю, из всей сокровищницы нидерландского языка больше всего злоупотребляют словечком «мило».
В гостиной, где царила до крайности напряженная и тягостная атмосфера, сидел чертовски спокойный Хенк с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах и явно не расположенного уступать.
— Здорово! — приветствовал он нас.
Мы начали разговаривать. Я — с Хенком. Моя жена — с Фи. Однако беседа не ладилась: комната как бы раскололась на две части, и враждующие стороны отсиживались каждая на своей половине. Стараясь подтолкнуть их друг к другу, я спросил:
— Скажи, Хенк, ты знаешь, какой подарок твоя жена хочет получить ко дню рождения?
— Это ты у нее спроси, — отозвался он.
— Послушай, Фи! Хенк спрашивает, какой подарок ты хочешь получить ко дню рождения, — громогласно осведомился я.
Она растроганно посмотрела на Хенка и со слезами в голосе спросила:
— Правда?
Хенк чуть помедлил, потом упал на колени и звучно произнес:
— Да.
— О
— Ну, будет, будет, девочка моя…
— Вот видишь, это все-таки удачный брак, — сказала моя жена, пока мы были одни в комнате.
— Сю-сю-сю! — передразнил я. — Впрочем, как я погляжу, наши труды по восстановлению чужого счастья закончены, и самое время смыться домой.
Немногим позже Фи удостоила меня поцелуем, а Хенк — крепким рукопожатием, и мы спустились вниз.
— Ну а теперь послушай-ка меня хорошенько, — сказал я на улице. — Через три недели все, конечно, опять пойдет вкривь и вкось. Но если ты думаешь, будто я собираюсь регулярно разыгрывать из себя этакую Организацию Объединенных Наций в миниатюре только потому, что твоя гордая подружка Фи вышла замуж за чемпиона мира среди молчунов, то ты глубоко ошибаешься!
— Ну вот, опять «твоя подружка»! — воскликнула жена. — А все эти твои дружки, которые…
В результате она свернула в переулок, а я — в кафе. Что ж, придется попросить Фи и Хенка… сломать лед.
Из сборника «Гоняя голубей» (1960)
Свобода
Поздним вечером на окраине я стоял на автобусной остановке, а впереди меня стоял пожилой человек в чем-то вроде шкиперской фуражки. Долгое время мы молча смотрели в пространство. На другой стороне улицы на стене болтался обрывок предвыборного плаката. «Свобода» было написано на нем. Вместе с рваной бумагой ветер трепал это слово.
Оба мы смотрели на него. Вдруг человек показал пальцем и произнес:
— Нету ее и никогда не будет.
— Вы так считаете? — откликнулся я.
— Свобода — это вздор, — объявил он. — Уж мне ли не знать, ведь я искал ее всю жизнь. Что до моих взглядов, то я всегда опирался на идеи трех великих умов: Домелы, Мультатули и Барта де Лигта. [38] Все, что появилось потом, — сладенькая водичка. Но эти трое дали ответ на мои вопросы. В детстве мне приходилось нелегко. Не то чтобы я был строптивцем, но я жаждал свободы. Еще в то время. Когда какой-нибудь учитель вызывал меня: «Вот ты, иди-ка сюда», я белел от злости. Но ведь вся жизнь на том и построена, что один командует другому: «Эй, ты, иди сюда, иди туда». Итак, сначала школа. Потом мастер, маленький лживый интриган. И наконец военная служба. «Эй, ты, марш сюда, марш туда!» Опять то же самое. Я больше сидел на губе, чем служил. В то время я и начал читать книги.
38
Домела Ньювенхейс, Фердинанд (1846–1919) — видный нидерландский политический деятель, публицист. Один из предшественников социал-демократического движения в Нидерландах. Мультатули (настоящее имя Эдвард Дауэс Деккер, 1820–1897) — известный нидерландский писатель-реалист. Лигт, Барт де (1883–1938) — нидерландский политический деятель, публицист, ведущая фигура в антимилитаристском движении во время и после первой мировой войны