Несколько бесполезных соображений
Шрифт:
Таким образом, я поступил благоразумно, сказав жене: «Давай лучше отложим на завтра». Мальчишка, крутившийся возле полицейских, очень выразительно рассказывал, что человек этот висел на длиннющей веревке и его ноги не доставали до земли всего сантиметров десять. Поэтому издали казалось, будто он неподвижно стоит среди берез, чуть запрокинув голову, а лицо у него было такое, что мальчишка здорово струхнул. Да, слава богу, мы с женой не наткнулись на этого горемыку, иначе что бы осталось от нашей тишины и покоя?
И наутро мы в березовую рощу тоже не пошли. Следы трагического происшествия были,
Хиппово
На днях, идя через парк Вондела, я заметил оживленную компанию хиппи: обступив какого-то господина, который упорно держался за каноны блаженного Лу, [51] они старались поколебать его в этой сомнительной вере. Но безуспешно. Постояв возле них некоторое время и видя, что сподвижник Лу от своих убеждений отказываться не намерен, я пошел дальше и был уже у ограды, когда меня вдруг окликнули по имени. Я не обернулся. Послышались быстрые шаги: меня догнала девушка-хиппи, деловито, точно выбирая обои, заглянула мне в лицо и крикнула:
51
Лу — основатель религиозной секты в Нидерландах, выдавал себя за земное воплощение бога, имел последователей. Умер в 60-х годах нашего столетия
— Это не он!
А затем посеменила обратно к своим друзьям. Небольшое хипповое приключение, которое внезапно озарило этот день новым светом. Когда уже пятьдесят четыре года каждое утро просыпаешься с одной и той же скучной мыслью, что ты — это ты, приятно узнать от стороннего объективного наблюдателя, что ты — это не ты. Исполненный ощущения свободы от самого себя, я вышел в город другим человеком, с которым еще не был знаком и жизненные привычки которого мне только предстояло изучить.
Посмотрим, что он будет делать, подумал я, с интересом наблюдая, как он прошел к Лейдсеплейн и сел там на скамейку, что я и сам обычно охотно делаю. Случившийся рядом полицейский бросил на него холодный взгляд, но не арестовал.
Значит, его не разыскивают, решил я. А может быть, как принято писать в газетах, «хорошо известен полиции»
Вдруг он встал, целеустремленно вошел в кафе, которого я сторонюсь как чумы, и заказал рюмочку «Адвокаата» со сбитыми сливками — тошнотворное дамское лакомство, которым всегда по праздникам терзали гостей в доме моих родителей. Пока он ел его ложечкой, я думал: дело принимает опасный оборот. Если остаток жизни мне придется жрать один только «Адвокаат» лишь потому, что этот напиток ему нравится, я предпочту вступить в Общество трезвости.
К счастью, вторую порцию он не заказал, а направился в туалет помыть руки и при этом долго и внимательно рассматривал себя в зеркало.
Все-таки он на меня похож, подумал я.
Но когда он выходил из кафе, кельнер сказал:
— До свидания, господин Фроонсхооп.
Я немного встревожился. Сперва «Адвокаат», а теперь вот — господин Фроонсхооп. Глядишь, дальше выяснится что я женат на очень скверной женщине и торгую дамскими корсетами.
Пожалуй, лучше вернуться к хиппи и сказать им, что я — это я, пришло мне в голову.
Но он не захотел.
Он вошел в магазин и купил самый отвратительный гал стук, какой я когда-либо видел. Восемь гульденов семьдесят пять центов — кошке под хвост, но у него при себе довольно много денег, намного больше, чем у меня, заметил я и решил, что это прекрасно. После покупки галстука он съел в закусочной Коотье бутерброд с крабами, которых я совершенно не переношу. Потом снова зашел в кафе, где я никогда не бываю, и, представьте себе, опять заказал «Адвокаат».
Мне стало не до смеха — тошнота подступила к горлу.
Затаив дыхание, я следил, как он шагал по Ветерингсханс. Медленно, но верно подошел к моему дому и поднялся лифтом на третий этаж.
Моя дверь.
На ней табличка: И. ФРООНСХООП.
Он вставил ключ в замочную скважину. Я закрыл глаза и стал молиться блаженному Лу: «Сделай так, чтобы она оказалась не очень уж страшной». Вам легко говорить, но жена-то у меня одна.
Он вошел в квартиру, и, к моему невыразимому облегчению, я увидел там собственную жену.
— Скорее дай мне рюмочку хереса! — воскликнул я — Иначе мне не отделаться от мерзкого вкуса «Адвокаата».
— «Адвокаата»? — удивленно переспросила она.
— Ну да, — кивнул я. — У меня сегодня хипповый день.
Собачка
В сельской гостинице, куда мы с двумя внуками приехали на пасхальные каникулы, уже несколько лет безвыездно квартировала некая пожилая чета. Когда они сидели в общей гостиной за своим постоянным столиком, сторонний наблюдатель неизбежно делал один-единственный вывод: перед ним отнюдь… гм… не блестящий образец супружества. Муж давным-давно выговорился и скис, не зная, куда девать такую прорву свободного времени. В жене его еще уцелела какая-то живость — она без конца вязала и болтала с мужем, нисколько не рассчитывая на его ответ. Иногда он вдруг нападал на нее:
— Больше не клади тут свое барахло. Тут должны лежать мои очки.
Она смиренно выполняла все его прихоти, обычно пустяковые.
Эту довольно безотрадную пару объединяло одно: страстная привязанность к Буффи, маленькой собачонке, тоже не первой молодости, которую я никогда не видел без костюма, так как хозяйка, боясь, что Буффи простудится, навязала для нее кучу всевозможной одежды. Только Буффи и могла еще вызвать радостную мину на лицах этих двух увядших людей. А тем самым незаметно примирить их и воодушевить.
— Посмотри, как она сидит, склонив головку.
— Да, чудесно, в самом деле.
После этого они ненадолго становились чуточку счастливее. К сожалению, Буффи была для них не только светом в окошке, но и серьезно отравляла им жизнь. Вы знаете мою почти безграничную объективность. Так вот, даже если я постараюсь быть объективным на все сто процентов, я все равно не погрешу против истины, сказав, что Буффи походила на непомерно большую крысу и характер у нее был более чем коварный.
Она так и норовила выскочить из засады и с наслаждением вонзить зубы в ногу какого-нибудь человека, спокойно гулявшего по саду.