Несколько сюрпризов от Принцев
Шрифт:
От взмаха руки огонек свечи всколыхнулся, и на стене качнулась туда-сюда черная тень.
– Даже не знаю, кто хуже. Ты или он, - произнес мужчина.
– Ты сумасшедшая.
– Нет. Просто циничная, - глядя в потолок, ответила Розер.
– По крайней мере, я не боюсь говорить о том, что завтра сдохну. Я сдохну завтра! Слышишь? Ты счастлив? Ты меня никогда не любил.
– Счастлив?
– Мужчина, пошатнувшись, поднялся с кресла.
– Нет. Просто ты последняя карта, на которую я ставлю. У тебя один шанс из тысячи. Скорее всего, ты умрешь ни за что, бездарнее, чем сторож
Розер резко развернулась, сжав руки в кулаки.
– Ты… Ублюдок, - выплюнула она.
– Нет, - мужчина покачал головой.
– Чистокровный. Просто заткнись.
Лацерта Розер бросила на стол пирамидку, которую сжимала в руке, и, постояв, упала на неосвещенный диван. Мужчина смотрел на пирамидку.
Вдруг та на секунду окрасилась в черный и помутнела… Гарри был уверен, что ему не показалось; Северус, как видно, тоже обратил внимание. Да - и болезненный мужчина тоже заметил это. Он слегка наклонился к столу и присмотрелся к пирамидке - самая обычная. Но все равно мужчина закрыл лицо ладонью и откинулся на спинку кресла.
– Эй, - позвала Розер.
– Что случилось?
Он качнул головой.
– Ничего. Иди спать. Завтра ты сдохнешь без всякого толка, перед этим надо выспаться.
– Ублюдок.
– Я тебя ненавижу. Как ты мне надоела. Умри, наконец, и оставь меня в покое. Ненавижу тебя, - прошептал мужчина.
– Все равно он уже победил. Какой теперь толк тебя уговаривать…
Лацерта Розер минуту мрачно смотрела на него, затем сгребла со стола пирамидки и письмо и вышла из кабинета.
А Гарри снова очутился в библиотеке.
– Ты был там, - сказал Гарри Пастору.
– Как же иначе, - самодовольно сказал Пастор.
– И ты утверждаешь, что не убивал ее…
– Не убивал, - кивнул Пастор.
– Я лишь отплатил ей той же монетой, что она в свое время сторговала Лепринц. Я околдовал Вис директа заклятьем Невезения. Остальное Розер сделала сама.
Гарри покачал головой.
– Ты все равно причастен к ее смерти.
– А ты хотел бы ее жизни?
– серьезно спросил Пастор.
Гарри вздохнул и покосился на Северуса - тот внимательно слушал и сжал ладонь Гарри в знак поддержки.
– Я не в праве судить, - сказал Гарри.
– В конце концов… Ведь под конец она раскаялась. Я имею в виду, она все же заступилась за дочь, несмотря на то что так вела себя раньше.
– Люди могут менять приоритеты, - ответил Пастор.
– В отличие от демонов. Иначе мы не жили бы так долго. Дамблдору понравилось бы такое показательное раскаяние, как у Розер. Но она получила по заслугам. Моей жизни достаточно, чтобы судить, Гарри. Если ты все еще сомневаешься, то вот кое-что еще. Я предупреждал ее - предупреждал их обоих, и Розер, и Мартеля. Мартель оказался довольно слабовольной игрушкой, а Розер пыталась сражаться со мной до конца. Она просто проиграла.
Северус усмехнулся. Пастор молча протянул руки, и Гарри поспешил взяться за одну.
Теперь Пастор вальяжно прохаживался по роскошно обставленной гостиной.
– Еще раз замечаю, что у вас тут очень мило, Серпенс, - тепло улыбнувшись, сказал Пастор.
– Но давайте заканчивать уже наш разговор.
Измотанный мужчина с покрасневшими глазами, до того неподвижно сидевший в мягком алом кресле с резными подлокотниками, дернулся.
– Прекратите называть меня по имени, - попросил он.
– Этот дом…
– Этот дом достался вам от дяди, так что его и следует благодарить за окружающую нас приятную обстановку, - негромко и не сразу, но властно перебил Пастор.
Мужчина в кресле вздохнул.
– Если вы копаетесь в моей голове с такой же легкостью, как в куче лепреконского золота, то почему мы до сих пор продолжаем этот бессмысленный разговор?
Пастор словно не обратил внимания на прозвучавшую реплику. Он шевельнул рукой, и тяжелая портьера вздулась и опала, сверкнув вышитыми золотыми и медными звездами.
– Я бы даже сказал, что здесь эстетично… Но, к сожалению, это не так. Ваша роскошь, Серпенс, пустая, как и ваша голова, и производит на неподготовленного зрителя настолько же обманчивое впечатление. А вот у древних греков…
– Чего вы хотите?
– устало спросил мужчина.
Пастор повернулся к нему всем корпусом, как будто помрачнев, его волосы выбились из идеальной косы и свернулись в пучок, словно змеи.
– Вашей полной и безоговорочной капитуляции, - с ударением проговорил Пастор.
– Мы уже знаем, что я могу рыться в ваших мыслях, как… в клубке флоббер-червей, пожалуй, так скажите мне, Серпенс, - Пастор выделил голосом имя, - о чем это вы думаете долгими осенними вечерами? Зачем вам «Жертвенник»? Уж не врагов ли вы собрались пугать, сжигая петушиные перья? Или вы хотите рассказать мне, зачем навещали досточтимое семейство Делакуров и слушали рассказы полусумасшедшей старой вейлы о том, откуда взялись демоны?
Мужчина сделал рукой какой-то неопределенный жест и вместо ответа закрыл лицо ладонью.
– Посмотрите на себя, Серпенс, - громким шепотом произнес Пастор.
– Вы болеете. Вы стали немощны, вы боитесь. Вы даже исхудали за эти пару месяцев. Не скажу, что худоба вам не к лицу… Но вы же стали никем, Серпенс. Осознайте это. Прекратите строить козни за моей спиной. Вы даже не марионетка в моих руках, вы просто пыль. Вы…
Пастора прервало то, что дверь открылась. Он обернулся: в гостиную входила красивая черноволосая женщина, но, увидев его, попятилась и с силой захлопнула дверь за собой.
– Видите, - будничным тоном сказал Пастор, - даже ваша безрассудная любовница меня боится. А я могу следить за вами и оставаться незамеченным. Могу влезть в ваши самые сокровенные мысли, вытащить наружу ваши самые грязные желания… Вам нравится ваша дочь, не так ли?
– Прекратите и убирайтесь наконец из моего дома. Я понял вас.
– Вы бы могли взять на себя роль прилежного отца. Хвалить и гладить ее по голове, когда она старается… И наказывать, когда она ведет себя плохо. Схватить за руку, перекинуть через колено…