Нескучная книжица про… (сборник)
Шрифт:
– Переохладился – где? – уточнила Ольга. – Брюки мокрые висят – раз, куртка – два. В канаву, что ли, упал?
– Не в канаву, Олечка, – Нилыч помялся, – тут, понимаешь, какая история вышла, – начал он.
– Рассказывай, – вздохнула она.
И Нилыч рассказал.
Что случается в городе в начале весны, когда сбросит панцирь Нева, и тает, съедается солнцем снег, а меж грязи, луж и зубодробительных крапин льда на газонах вспыхнут первые огоньки мать-и-мачехи? Когда ветер
Кто приходит в Питер весной? Правильно. Рыбка-корюшка.
Нилыч прискакал к деду с утра. Передвигался он шустро. Выпили чаю, поболтали за жизнь.
– Николаич, – заметил друг. – На Механическом корюшку продавали. Дорогая, зараза. Может, это, скинемся? Возьмем килограммчик? Много ли нам надо, на двоих-то?
– Почем? – дед оживился. Услышал сумму, переспросил: – Сколько?! – Выматерился. – Они там что, совсем уже?!
– Ну, нет так нет, – прошамкал Нилыч. – Обойдемся. Делов-то. Я вот сальца прикупил…
– Погодь, – дед решительно встал. – Накормлю я тебя корюшкой. От пуза! Где только он у меня… – и двинул в сарай на поиски, бормоча и вполголоса ругаясь.
Нилыч ждал, беспокойно ерзая на стуле.
– Вот, – дед ввалился обратно.
В руках он держал здоровенный рыболовный сачок. Длинное, без малого три метра, древко венчало широкое, в обхват, кольцо, на которое была натянута плотная сетка.
– Я рыбак! – грозно сказал дед. – Рыбак, понял?! С какой стати мы будем платить такие деньжищи, если можем спокойно пойти и наловить сами?
– Дык, Николаич, я не умею, – обеспокоился Нилыч.
– То-же-мне, – презрительно усмехнулся дед. Эта реплика была у него крайней степенью пренебрежения, – то-же-мне, – повторил он.
Нилыч на стуле, казалось, стал еще меньше.
– Ладно, – сжалился дед. – Я тебя научу. Ты будешь на берегу стоять, а я покажу, как надо.
Сказано-сделано. Ольга многое бы отдала, чтоб своими глазами увидеть эту картину. Впереди шел отец. В болотных сапогах, с гигантским сачком через плечо, в ярко-оранжевом рыбацком плаще поверх теплой куртки, с неизменной беломориной в зубах, прямым носом и дальнозорким взглядом похожий на хищную птицу.
Сзади поспешал Нилыч, с эмалированным ведром в одной руке и лыжной палкой – в другой. Он носил ее вместо трости.
До Невы идти было метров триста. Подельники форсировали шоссе, преодолели крутой и скользкий глинистый спуск и вышли на берег.
– Так, – скомандовал дед. – Я сейчас залезу вон на тот камень, а ты подашь мне сак. Я его закину. А ты будешь вытаскивать корюшку и складывать в ведро. Понял?
Нилыч кивнул.
– Николаич, – робко позвал он, – а, может, не надо? Ну ее, эту корюшку.
Дед не удостоил соучастника ответом. Подобрав плащ, побрел в сторону
Несла темные воды Нева. Гулял свежий ветер, шумела быстрина, пряча под толщей воды сладкую деликатесную рыбку. На черном камне, покачиваясь от порывов ветра, торчала сухонькая фигура в оранжевом плаще.
– Сачок давай! – скомандовал дед. Нилыч зашел в воду, насколько позволили сапоги, и протянул древко. Дальше было – как в сказке.
«Первый раз закинул он невод»…
Этим разом дело и кончилось. Дед учел все, кроме силы инерции.
Невелик был Нилыч, но и дед – не намного больше. Трехметровое древко весило много. Сеть в полете превратилась в парус. Парус подхватило ветром и понесло. Дед закинул сачок и – полетел за ним следом.
Надо отдать должное старому рыбаку: древко он из рук не выпустил. Надо вознести молитву природе-матери, сделавшей русло реки в том месте совсем неглубоким.
Нилычу стоило больших усилий выловить деда вместе с сачком из невских вод. Но еще сложней оказалось уговорить его вернуться домой.
– Я же все равно мокрый, – возражал дед в азарте, – еще пару раз кину, и – ходу! Много ли нам надо, той корюшки…
Нилыч возражал и увещевал. Стойко снес обвинение в трусости и презрительное «то-же-мне». Был кроток, как голубь, и неумолим, как инфляция. Наконец, дед позволил себя уговорить и увести с берега.
– Так вот и получилось, Оленька, – заключил Нилыч. – Если б не я со своей корюшкой, был бы сейчас здоров Николай Николаич, – и сокрушенно покачал головой.
– Не переживай, дядя Миша, – сказала она мягко, – поправится. Подумаешь, простуда.
Встала и открыла форточку. Ветер взметнул занавески и ворвался в дом, принеся с Невы, будто в насмешку, сладковатый огуречный запах.
Лед
– Ярцева! Куда ты так вырядилась? – с утра шеф басил.
После литра кофе он обретет баритон, чтоб опять охрипнуть к вечеру. Кстати, что он тут забыл в такую рань? Шесть утра – спать бы еще и спать.
– Я тебе сказал: «тепло». Это – что?! Юра, забери ее… с глаз моих!
Алла шмыгнула за оператором. Дядь Юра покачал головой:
– Косяк, Кнопка. Ты б еще в чулочках пришла…
Вот докопались. Чем плохи куртка и джинсы? Не на северный же полюс ехать!
– Сдует тебя. Ветер там знаешь, какой? – пояснил напарник. – Ладно, будем на месте, выпросим для тебя тулуп…
Машина неслась по набережной. Дядь Юра дремал. Алла смотрела на утренние огни и пыталась настроиться.
Они едут спасать людей. Парни из МЧС и она, Алка. Надо будет сказать про их волю и мужество, про спасенных… вот ведь идиоты! Каждую весну – одно и то же. Лезут на лед, а потом дрейфуют, как мазаевы зайцы.