Нескучная книжица про… (сборник)
Шрифт:
– Отойдем, Ганс-Христиан, – сказала я.
Мои одежды были белы, как вечность. Глубокий капюшон отбрасывал тень. Коса была остра, а шаги – бесшумны, и никто не смел заступить нам дорогу. Только какой-то Хомяк крикнул вслед:
– Смотрите, Смерть забирает Бомжа! – но я обернулась, и его сдуло, как ветром.
Мы стояли на пригорке, глядя на школьный двор. Грянул «Полет Валькирий». Пора. Я повернула тумблер на крошечном пульте.
– Как ты относишься к теореме Ферма? – спросила я.
– Я считаю ее талантливой мистификацией, – ответил он и взял
Ступа с бабой Ягой тяжело подпрыгнула и окуталась вонючим дымом.
Бессонные ночи, тайные вылазки к папе в институт, гигабайты поглощенной информации, эксперименты с тротилом и пикриновой кислотой дали свои плоды. Если не летать, то, во всяком случае, прыгать этот агрегат я научила.
– Моя работа, – похвасталась я.
Дым валил, ступа скакала, Вагнер неистовствовал, едва выдерживая соперничество с истошными воплями. Запутавшись в собственных лохмотьях, лиска-баба Яга никак не могла вырваться на свободу. Трудовик и несколько старшеклассников тащили огнетушители.
– Только актриса переигрывает, на мой вкус. Слишком громкий, противный голос.
– Не суди ее строго. Вообще-то, она не знала, что эта штука захочет влететь…
– Эффектный финал, – заметил он.
– Спасибо, – я немного смутилась.
Мы стояли на холме. Под нами простирался школьный двор и весь мир. Миллиарды звезд сияли только для нас.
В саже и клочьях пены незадачливая валькирия, наконец, покинула летательный аппарат и скрылась в ночи. Звезды невозмутимо внимали затихающему вдали визгу.
Аквариум
Господи, ну зачем болеют дети? Сейчас бы не ему, а ей лежать пластом и колоть уколы. Бледный какой. До синевы. Накачали таблетками, Ольга в жизни не видела такой температуры на градуснике – думала, сломан. А сын уже и сказать ничего не мог, только головенкой мотал в беспамятстве…
Прибежали все – и из поликлиники, и скорая, и все кололи, поили, тормошили его тельце. Все спорили – ветрянка или скарлатина… Господи, да какая разница! Хоть что-нибудь сделайте, и она металась с бесполезными своими уксусными компрессами, а в голове стучало на истерике – сволочь, гадина, не уберегла…
Напичкали его Бог знает чем. Доехали до больницы, температура с сорока упала до тридцати шести. В приемной пожали плечами, но когда рассмотрели, глаза вытаращили – уникум, пару лет им такой ветрянки не привозили. Покатили в инфекционный бокс.
А вдруг… обмерло сердце, захотелось взвыть от страха. Закусила губу. Не сметь, дура! Даже думать не моги! Медсестра, глянув мельком, накапала пахучей какой-то дряни, протянула. Она проглотила, не чувствуя вкуса.
– Вот ваша палата, – остановились под вывеской «Бокс№5» – располагайтесь! – и уже запирала за ними дверь, оставив в четырех стенах, пропахших дезинфекцией.
Ольга всю ночь просидела у постели, суетилась, поправляла одеяло, трогала лоб. Все уже было в порядке, ей сказали, что опасности нет, но, неся бесполезную свою вахту, не на секунду не сомкнув глаз, она словно отбывала самой на себя наложенною
Сперва даже не заметила, что они не одни. Детская кроватка в углу казалось, пуста, лишь ком одеяла белел посредине.
Сын заметался, попросил пить. Вскочила, налетела в сумраке на кроватку, и тут увидела. Спал ребенок, годков двух-трех. Странно. Таких малышей не оставляют в одиночестве в пустом боксе. Человечий детеныш – мальчик, девочка ли, не разберешь. Сопит себе в обе дырочки. Не до этого. Сашка. Больше всего она боялась, что завтра ее выгонят и оставят сына одного, как этого малыша.
Разъяснилось утром. Медсестра пояснила – девчушка из отказничков, зовут Викой.
– Из кого? – переспросила, тупая от бессонницы и нервотрепки.
– Отказничок. Из дома малютки. Уже на поправку пошла, пусть побудет пока, и вашему компания, кивнула на Сашку. Тот с утра был вялый, с трудом ворочал глазами, а после укола сразу заснул.
Ольга с сомнением посмотрела на малышку – всего-то пара прыщиков на мордашке, перевела взгляд на Сашку – на его физиономии не осталось свободного места – ветряночные язвы теснились одна на другой, и казалось, за ночь их только прибавилось.
– А мы ее не заразим?
– Что ей сделается. Переболела уже. Полежит с вами, давно бы выписали, да жалко. Тут питание, витамины ей колем. Кстати, это – вам. Развлекайтесь, – сестричка протянула пузырек с зеленкой.
Каждую язву надлежало прижечь зеленой меткой, не пропустив ни одной. Ни в коем случае не давать расчесывать, иначе шрамы останутся на всю жизнь.
Глянув на сына, Ольга заметила, что проще окунуть его в чан с раствором бриллиантового зеленого, чем покрыть россыпью точек каждый квадратный миллиметр кожи.
– А чем вам тут еще заниматься, – философски заметила медсестра, – рисуйте, время есть.
Зеленый. Пузырек они с Сашкой извели на раз. Он даже не морщился от прикосновений, крась хоть вдоль, хоть поперек. Проклятые волдыри вылезли даже на пятках.
Закончив работу, она не узнала свою кровинушку – на больничной койке лежал инопланетянин, классический зеленый человечек, и лишь родные глаза синели на его, теперь почти негуманоидной, физиономии.
Скоротали время до завтрака. Сестричка принесла тарелки и кружки. Спросила:
– Малышку сами покормите, или я зайду попозже, мне еще надо в другие палаты разнести?
Ольге стало неудобно. Дурацкий вопрос предполагал, что она, белоручка, откажется покормить чужого ребенка.
Она быстро ответила:
– Конечно, сами. А она кушать-то будет?
– Не переживайте, – хохотнула сестра, и выпорхнула в холл.
Ольга посадила ребенка на колени и с сомнением зачерпнула ложкой серую овсяную размазню, чтобы отправить малой в рот. Но кроха выхватила орудие из рук и крепко зажала в кулак. Урча и отфыркиваясь, принялась методично опустошать тарелку. Измазалась по уши.