Несостоявшийся шантаж
Шрифт:
По краям бассейна стояли античные статуи — бог моря Нептун с трезубцем в окружении нереид; Аполлон; Диана с луком в руках; Юпитер; Афина. Широкие беломраморные ступеньки плавно спускались под воду.
Робсон дал знак рукой. Один из телохранителей, отойдя от юноши, зажег подводные прожекторы и вернулся к своим обязанностям конвоира. Яркий свет, отразившись от поверхности воды, разбился на мириады маленьких огоньков.
— Ты… здоров? — неожиданно спросил Робсон юношу.
— Совершенно здоров, разве только левую ногу ломит после ранения, — хрипло ответил
В его покрасневших глазах затеплилась надежда.
— Отпустите его, — приказал Робсон телохранителям. Они отошли в сторону. — Спустись к воде, — обратился он к торговцу наркотиками.
Юноша сделал несколько неуверенных шагов по широкой мраморной лестнице. Вода бассейна, колеблемая потоками воздуха, принудительно подгоняемого огромными вентиляторами, лизала носки его начищенных штиблет.
— Когда клал деньги на свой счет в «Кредит Свисс» в Нассау, ты купался в море?
— Да… — неуверенно произнес юноша.
Он никак не мог взять в толк, к чему клонит Робсон.
— Значит, ты хорошо плаваешь? — не унимался доминиканец.
— В колледже я был чемпионом по плаванию на полторы тысячи метров вольным стилем, — впервые за все время улыбнулся юноша. — Послушайте, мистер Робсон! Я готов отдать вам не только двадцать два миллиона, но и продать дом, машины, коллекцию картин и французской скульптуры, продать все, что я имею, занять денег у друзей и родственников, только не убивайте меня!
Он упал на колени и протянул руки к доминиканцу.
Тот стоял в позе Наполеона, скрестив руки на груди и устремив взгляд куда-то вдаль.
— Ты сам перестанешь уважать себя, если я разрешу тебе жить, — проговорил наконец Робсон. — Ты же не собака, чтобы кидаться за требухой, которую бросает хозяин. — Он помолчал, потом резко бросил: — Впустить в бассейн пираний!
Через полторы минуты зловещие рыбы деловито засновали по воде в поисках пищи. Одна вынырнула на поверхность и злобно покосилась на людей. Дика поразило сходство головы пираньи с мордой бульдога.
Робсон щелкнул в воздухе пальцами. Один из телохранителей, улыбаясь, побежал на кухню. Через несколько минут он вернулся, волоча за хвост тощую кошку. Она отчаянно мяукала и пыталась царапнуть или укусить охранника, но он предусмотрительно надел кожаные перчатки.
Робсон мотнул головой, и кошка была брошена в воду. Она отчаянно забила лапками, стараясь удержать голову над поверхностью и не захлебнуться. Вода под ней бурлила. Через мгновение она забурлила еще сильнее. Это подплывали пираньи. Очевидно, их несколько дней держали на голодном пайке. Кошка успела лишь дважды пронзительно мяукнуть, после чего была обглодана до косточек.
— Твое спасение зависит от твоей смелости и умения плавать, — усмехаясь проговорил доминиканец. — Если ты доплывешь до противоположного края бассейна, я отпущу тебя целым и невредимым. Даже не потребую двадцати двух миллионов. Это будет платой за зрелище. В конце концов плачу же я миллионы какой-нибудь мастерице стриптиза… Дерзай!
Юноше предстояло проплыть ровно пятьдесят метров. В подсвеченной прожекторами голубой толще
Заметив, что юноша колеблется, Робсон свеликодушничал:
— Можешь даже не раздеваться и не снимать ботинок. Это увеличит твои шансы.
Ливан (Бейрут)
Олег был наслышан об удивительной способности армян приспосабливаться к жизненным ситуациям. Однако не мог не удивиться перемене, произошедшей с Акопяном, когда их вертолет приземлился на крыше тридцатипятиэтажного небоскреба в армянском квартале Бейрута. Казалось, не было погибшей любовницы, взрыва «Александрии» со всеми находившимися там боевиками «Аль-Джихада». Здесь, тремя этажами ниже, в роскошно обставленной квартире, где его ждали жена и дети, это был примерный семьянин и нежный отец.
Расцеловав жену Кармен, Акопян представил Олегу своих шестерых детей — Амаяка, Кеворка, Ашота, Ованеса, Генриха и дочь Элеонору. Он целовал их так страстно, что Олег невольно усомнился: а не привиделась ли ему обнаженная любовница Акопяна в зашторенном номере «Александрии»?
— А теперь будем обедать. Дела подождут… — весело объявил Акопян, отпустив детей играть. Они побежали в огромную залу, набитую всевозможными игрушками и уставленную разнообразнейшими спортивными снарядами. — Какую кухню ты предпочитаешь: ливанскую или армянскую?
— Вообще-то я поклонник французской.
— Нет проблем! — Акопян что-то сказал повару. — До обеда в нашем распоряжении полчаса, — объявил он через несколько минут. — Не будем терять зря время. Пошли, я покажу тебе коллекцию русского серебра!
Они опустились на лифте на два этажа ниже и очутились в офисе компании Акопяна «Мидл-Ист Трейдинг». Офис был обставлен с чисто восточной роскошью, и Олег понял, что в нем Акопян принимает самых важных клиентов и партнеров своей фирмы. Там и была выставлена на всеобщее обозрение его коллекция.
В застекленных витринах тускло переливался и заманчиво мерцал серебряный ковш шестнадцатого века, которым какой-нибудь думный дьяк Ивана Грозного черпал из бочонка хмельной мед или пиво; горделиво возвышался массивный потир с четко вырезанной надписью по канту: «Спаси и сохрани мя, Господи»; заманчиво белели на фоне черного бархата сахарницы, солонки, молочники, блюда, кружки, стаканы, массивные церковные кресты.
— А вот это гордость моей коллекции! — торжественно объявил Акопян.
Он подвел Олега к массивному письменному столу и нажал какую-то кнопку. В центре столешницы образовался квадратный провал. В нем показался и вышел наверх небольшой куб из зеленоватого пуленепробиваемого стекла. Акопян снова на что-то надавил, и куб осветился изнутри. В призрачном свете люминесцентной лампы Олег разглядел яйцо, выточенное из темно-зеленого гелиотропа с красными вкраплениями. Оно было усыпано бриллиантами. Верхушка яйца была полуоткрыта, и внутри на нежно-голубой аквамариновой пластинке, имитирующей воду, мерцала золотая модель военного корабля.