Неспешная игра
Шрифт:
— И мою тоже, — шепчу я, моё горло дерёт и саднит.
Он едва смотрит в мою сторону.
— Уверен, это было действительно тяжело, — саркастически замечает он.
Я вздрагиваю от его слов, гнев переполняет меня. Он может злиться. Я могу это понять. Я кое-что скрыла от него, и это было неправильно. Я скрыла нечто такое, о чём он даже не подозревал, и за это он может на меня злиться. Но я отказываюсь брать на себя вину за то, за что не несу никакой ответственности. Это несправедливо.
Но какой дурак сказал, что жизнь справедлива? Это была
Этого никогда не бывает.
— Отвези меня домой, — тихо требую я, когда Тристан всё ещё ничего не говорит.
Он заводит машину, отвозит меня домой и высаживает, ни разу не сказав ни слова.
Так же, как и я.
ГЛАВА 29
Алекс
— Твои страдания разбивают мне сердце, с меня хватит. Сейчас Рождество. Нельзя-грустить-и-плакать-в-постели-весь-день, — пальцы с острыми ногтями толкают меня в плечо, и я отбрыкиваюсь, надеясь, что моя надоедливая подруга не станет тыкать в меня снова. — Ну же, Алекс. Вставай. Пойдём прогуляемся или ещё что-нибудь. Тебе нужно подышать свежим воздухом.
— На улице холодно, — бормочу я в подушку, не желая выходить, не желая вообще никуда идти. — И число самоубийств возрастает до самого высокого уровня, — добавляю я, просто чтобы вывести её из себя.
— Ты сейчас серьёзно? Потому что, если ты подумываешь…
Я переворачиваюсь, свирепо глядя на неё. Ошеломлённое выражение на лице Келли почти комично.
— Я не серьёзно. Просто пытаюсь заставить тебя заткнуться.
Келли пристально смотрит в ответ. Когда она полна решимости добиться своего, то становится почти невыносимой.
— Ты ведёшь себя нелепо.
— Ты тоже.
— Прогулка пойдёт тебе на пользу, — она делает вид, что собирается стянуть одеяло с моего тела, но я крепко вцепилась в него.
— Там чертовски холодно, — напоминаю я ей. Боже, неужели она не может просто оставить меня в покое?
— И что? Сейчас зима, на улице должно быть холодно, — Келли резко хлопает в ладоши, и в тишине дома этот звук раздражает. — Вставай, соня. Ты не можешь весь день валяться в постели и хандрить.
Я пробыла в ней последние пару дней, и все оставили меня в покое. Так почему же Келли так одержима желанием вытащить меня из постели именно сейчас?
— У тебя что-то припрятано в рукаве? Потому что, если это так, то я настолько устала от твоих уловок, что это даже не смешно. Можешь попробовать это дерьмо на ком-нибудь другом.
— О, как мало веры. Никаких уловок или сомнительных делишек, это всего лишь просьба. Я просто хочу, чтобы ты встала с постели и приняла душ. Может, ещё причесалась. Одевайся и пойдём со мной в «Старбакс». Мне одиноко, и я хочу имбирный латте, — она делает паузу, выражение её лица становится серьёзным. — Кроме того, я скучаю по тебе.
Я переворачиваюсь на бок, говоря в стену:
— Разве ты не должна быть на каникулах дома?
— Я осталась на несколько дополнительных дней только ради тебя, ворчунья, —
Мой желудок восстаёт против предложения кофе и кекса.
— Звучит отвратительно.
— Боже, может, ты больна, — бормочет она себе под нос, суетясь в моей спальне, осматривая всю одежду и разное дерьмо, разбросанное вокруг. С моей удачей она перероет всё и найдёт самую компрометирующую вещь, какую только можно, например, мой вибратор или ящик с сексуальным нижним бельём.
— Я не больна, — цежу я, выползая из кровати. Вчера я действительно позвонила на работу и сказалась больной, из-за чего до сих пор чувствую себя плохо, но я бы ни за что не смогла общаться с клиентами, будучи в таком эмоциональном расстройстве. Следующий рабочий день у меня завтра, и я совершенно точно пойду туда. Нельзя вечно прятаться от мира.
Неважно, как сильно я этого хочу.
Я присоединяюсь к Келли у своего комода, вытаскиваю несколько вещей и беру их с собой в ванную, чтобы принять душ, как она предлагала. Она не отступит, так что я вполне могу сдаться.
— С разбитым сердцем — да, — говорю я ей. — Но больна? Нет.
— К чёрту этого парня. В следующий раз, когда увижу его, я убью его, клянусь Богом, — рычит Келли, явно жаждущая крови. Прямо как Стивен ведёт себя, когда играет в Call of Duty. — Кем он себя возомнил, обращаясь с тобой, как с дерьмом, когда в том, что произошло, даже не было твоей вины?
— Он вправе думать, что угодно, — пожимаю плечами. — Ему был нужен кто-то, на ком он мог бы выместить свою ярость, и этим человеком стала я. — И я действительно кое-что утаила от него. Нельзя винить его за то, что он разозлился из-за этого.
— Он придурок, — яростно заявляет Келли. Она познакомилась сначала с ним, но всё же спешит защитить меня. Я люблю её за это. — Я хочу разбить его уродливое лицо за то, что он сделал с тобой.
Вздыхаю.
— Оно не уродливое, — далеко не так. Он самый великолепный парень, которого я когда-либо видела, как внутри, так и снаружи. Он неидеален и иногда говорит глупости, но в глубине души он добрый человек. По крайней мере, я так думала.
Теперь я уже не так в этом уверена.
— Как по мне, он уродливый. И он мудак, — бормочет она. — Он делает больно тебе, значит делает больно и мне.
— Переживу, — её слова трогают меня, и я стараюсь не расклеиться и не разреветься. Она так мила, что принимает мою сторону, даже когда я не на сто процентов права.
— Не должно быть ничего, что тебе нужно преодолевать. Ты не сделала. Ничего. Плохого. — Келли хлопает по крышке комода, отчего всё на нём сотрясается. «Икеа», может, и производит приличную мебель, но не настолько прочную.
— Видишь ли, в том-то и дело. Я действительно сделала кое-что неправильное. Я не рассказывала ему о своём прошлом, а для него это было равносильно лжи, — указываю я. — Плюс, у моего отца был роман с его мамой.