Несравненное право
Шрифт:
Когда эти существа дружной стайкой взлетели мне на колени, а один пробежал по рукаву и устроился на плече, меня охватила какая-то немыслимая легкость. Я чувствовала их присутствие каким-то шестым или седьмым чувством. Это действительно напоминало игру с котятами, но котятами, являвшими собой то тепло скользящего солнечного луча, то прохладное прикосновение тени. Странное я, должно быть, представляла зрелище, сидя на невысоком каменном парапете. Надо мной не было ни облачка, а на моих коленях возились, карабкались друг на друга пятнышки света и тени, словно я устроилась отдыхать под деревом в солнечный, но ветреный день. Впрочем, похоже, их, кроме меня, никто не видел. Во всяком случае, проснувшийся Шани смотрел на меня совершенно спокойно. Я с трудом подавила в себе
Поразительно, как наше желание кому-то помочь иногда становится для этого человека страшной пыткой! Раньше я этого не понимала.
— Как ты думаешь, какая сейчас ора? — Гардани весело улыбнулся, и я поняла, что пришел конец не только тварям, вызванным к жизни магией Годоя, но и самой памяти об этом. Шани больше не чувствовал себя калекой, и это было прекрасно. В глазах у меня что-то подозрительно защипало, и я, чтобы скрыть неловкость, вскочила на ноги:
— Думаю, после полудня прошло не больше оры, самое время спуститься к морю. Пойдешь?
Разумеется, он пошел. Впрочем, моя идея пришлась по душе и солнечным котятам, которые и не подумали разбегаться, когда я встала. Им было все равно, лежит ли моя юбка у меня на коленях или болтается при ходьбе. Эти забавные сущности каким-то образом ухитрялись держаться на ней, даже когда я спускалась по лестнице. Ну и хорошо, они мне нравились, эти котята, — любопытные, веселые и наверняка беззлобно жестокие, как любые звереныши.
Роскошные часы, заключенные в раззолоченный футляр черного дерева, глупо и самодовольно пробили одиннадцать раз. Перед дверью в покои императора сменился караул — двое гвардейцев-южан в вычурных раззолоченных мундирах для красоты и четверо гоблинов в черной коже для надежности. Важный и благообразный, как клирик высокого ранга, слуга в сопровождении еще одного гоблина прошествовал с подносом — император изъявил желание освежиться!
Вообще-то усевшийся на троне арцийских владык человек императором не был. Но он был победителем, а победителей лучше всего называть так, как они того желают. Михай Годой желал, чтоб к нему обращались как к императору. Не обремененная излишней щепетильностью многомудрая дворцовая челядь немедленно приняла это к сведению, и в императорской резиденции все покатилось по накатанной колее, словно бы и не было никогда императора Базилека и сокрушительного поражения, нанесенного Арции на Лагском поле. Полчища лакеев, кастелянов и поваров усердно выполняли привычную работу, разве что прекратив до поры до времени воровать — Годой и его страшноватые Союзники вызывали легкую оторопь, и попасться им под горячую руку не хотел никто.
Сам же Годой, хоть и водворился в покоях Базилека, чувствовал себя не совсем уверенно. Да, пока ему все удавалось, но в каждой удаче были пусть маленькие, но червоточинки, не позволяющие насладиться полнотой победы. Он захватил власть в Таяне, но упустил Рене. Он далеко, очень далеко продвинулся по дороге тайного могущества, но проклятый эландец, похоже, знает не меньше. Наконец, он, Михай Годой, наголову разбил арцийскую армию, заодно убедившись в своем умении удерживать однажды взнузданных. Но проклятый Феликс уцелел и даже сохранил немалую силу, а пока нынешний Архипастырь жив, ни о каком примирении с Церковью не может быть и речи. Брать же Кантиску штурмом Годою очень не хотелось. Город был отлично укреплен, а Добори и Феликс показали себя умелыми военачальниками. Если б кто-то из них принял командование после смерти маршала, еще вопрос, за кем бы осталось Лагское поле. К тому же тарскиец понимал, что разорение Святого города сделает его в глазах верующих святотатцем и еретиком, а он намеревался править Благодатными землями долго и спокойно, да и чудеса, которые творились в Кантиске, тарскийца волновали очень и очень. В Творца Годой не верил, но, обладая магическими
Другой, хоть и меньшей головной болью был командор Мальвани с его армией. Тарский господарь рассчитал время сражения так, чтобы тот не успел соединиться с войсками империи. Он не сомневался, что Сезар бросится на захватчиков в надежде отомстить и будет уничтожен. Но нет. Войска Годоя зря простояли на Лагском поле больше кварты. Мальвани не пришел, и регент не мог отделаться от мысли, что где-то болтается двадцать пять тысяч обученных и прекрасно вооруженных воинов. Хорошо хоть Мальвани и Феликс никогда не встретятся, так как между ними оказалась армия Годоя.
Решено, Феликса он запрет в Кантиске, пусть сидит там, пока что-то не произойдет, а насколько Михай Годой знал клириков, нечто произойдет обязательно. Архипастырь выступил против того, кто оказался сильнейшим, а Церковь всегда поддерживала победителей. Нет, о Феликсе можно не думать, его сожрут свои же собратья, сожрут не позже чем к осени…
Тарскиец вальяжно откинулся на мягкую спинку дивана, смакуя императорское вино. Базилек при всей своей бездарности держал прекрасные погреба. Хорошо, что он удрал со всем семейством. Бежавший император в глазах подданных куда ниже, чем император покойный и тем паче убиенный император. Ему, Михаю Годою, осталось лишь подобрать брошенный впопыхах скипетр. Нет, положительно, проклятый Архипастырь застрял костью в горле. Без благословения Церкви императорская корона остается просто бессмысленной красивой штукой с алмазами и сапфирами, а он — отлученным от Церкви узурпатором.
Тарскийский господарь в сердцах так сжал ножку бокала, что она рассыпалась на части, и осколок пурпурного стекла поранил ясновельможную ладонь. Годой, изрыгнув парочку проклятий, зажал ранку тончайшей салфеткой и со злостью взглянул на вошедшего Уррика.
— Господарь, — гоблин не счел нужным менять обращение, а Годой не настаивал — понимал, кого можно и нужно учить пресмыкаться, а кого нет, — пришли двое, назвавших Ключ-слово. Именуемый Ванста и гонец из Лаги.
— Зови, — отрывисто бросил Годой, — сначала гонца.
Запыленный тарскиец преклонил колени и протянул свиток. Новости были не из приятных. Мальвани оказался слишком умен и, узнав о разгроме, повернул назад. А узнал он не от кого-то, а от проклятого Архипастыря, который провел всех. Церковное войско с присоединившимися к нему остатками арцийской гвардии соединилось с Северной армией, но, вместо того чтобы дать бой, арцийцы повернули на Гверганду.
Больше в письме ничего не было, но Годой не сомневался, что, выбирая между ним и Рене Арроем, Феликс и Мальвани без колебаний встанут на сторону последнего. А это значит, что у Эланда появилась очень неплохая сухопутная армия, которая намертво запирает приморский путь во Внутренний Эланд. С одной стороны, это было бы не так уж и страшно, пусть сидят у Гверганды и не мешают прибирать к рукам Арцию. Потом он с ними со всеми разберется. Но Архипастырь!!! С ним надо что-то решать, и решать быстро.
Отпустив гонца, Михай пригласил Вансту. Пышнотелый кудрявый шпион и на сей раз не унизился до раболепства. Ванста знал себе цену. Это раздражало, но без его услуг было не обойтись. Скорее всего именно ему и предстоит заняться Архипастырем. Но сначала главное.
— Ну и? — Ванста только пожал полными плечами и заговорил не раньше, чем налил себе вина и устроился в кресле напротив Михая.
— Я привез женщину, именующую себя вдовой Стефана Таянского. Полагаю, она представляет некоторый интерес хотя бы потому, что является племянницей императора.