Нестандартный ход 2. Реванш

verdes De ojos

Она попыталась фыркнуть, но в такой позиции изо рта вылетело лишь нелепое дуновение.

— Хорошо, — вдруг проронил Рома, озадачив согласием, отчего девушка действительно распахнула веки и вовсю уставилась на него. — Я принимаю твоё предложение. Только при одном условии. Сейчас мы порепетируем.

Обескураженная, Элиза вдруг почувствовала, как платье задралось до талии, после чего оголилась грудь, лишенная бюстгальтера, а следом на тонкое кружево трусиков нежно легла ладонь, дошедшая до самой чувственной точки. Накрыла сосредоточение женственности и плавно задвигалась. Затем он поймал зубами призывно торчащий сосок и ласково прикусил, пустив молниеносные импульсы по всему

телу.

— А теперь представь, Элиза, что я проделываю всё то же самое с другой женщиной, бросив тебя, потому что у нас, подчеркиваю — у нас! — не получается зачать. — Га-а-ад! — вонзила ногти ему в предплечья и свирепо дернулась в его руках, но он крепко удерживал её. — Сволочь! Скотина! — Ну, слава Богу, есть реакции — пациент не потерян. На этом, так понимаю, прения теряют свою актуальность ввиду неоспоримой доказательной базы? — Ненавижу! — взревела подавленно. — Люблю, — всё так же невозмутимо в ответ. — А теперь, моя неповторимая, за каждое своё оскорбление мне ответишь. И не только за оскорбление, но и за то, что, пока я битый час искал тебя в окрестностях, ты весело проводила время в компании каких-то сомнительных персонажей…

От его упреждающего шепота, наполненного гневом, волоски на загривке встали дыбом, а сердце, предвкушающее заявленную агонию, пропустило удар. Девушка знала, что угроза будет исполнена. Только не боль будет страхом. А способность мужа свести её с ума до состояния, где она полностью теряет себя, отдавшись в его власть.

Рома надкусил её нижнюю губу. Потом еще. И снова. Одновременно переместив одну руку ей на грудь, а второй продолжая орудовать у неё между ног.

Накрыл рот Элизы напористым жадным поцелуем, разделяя на двоих вкус лайма и отголоски текилы, и сжал мягкое полушарие до легкой интригующей боли.

Он всё знает об этом теле. Он сам «настраивал» его, подобно музыкальному инструменту. Он умело пользуется своим знанием как безотказным оружием усмирить девушку. И через считанные мгновения она выгибается ему навстречу, как мужчина и повелевает.

Разумовский будет долго разогревать её, но не даст вспыхнуть. Каждый раз, приближая к пламени, безжалостно оборвет движение, заставляя девушку рычать от разочарования. И приведет своими действиями к кондиции, в которой звук расстегиваемой пряжки ремня и разъезжающейся молнии на его брюках покажется ей музыкой.

— Ш-ш-ш… — стиснув зубы, непроизвольно выдаст себя, когда Рома одним размашистым длинным толчком заполнит её собой до упора. И не сдержит слезы, когда он прошепчет ей молитвенно на ухо: — Выброси эту дурь из головы, у нас всё впереди… — Обещаешь? — Обещаю, — словно рухнувшим на неё в безграничном приступе счастья звездном небе…

* * *

И еще чуть меньше года спустя…

«…он терся щекой об ладони холодные, закутывал в свитер и тёплую куртку, она называла его ярким примером, примером того, как лишают рассудка». Екатерина Лысенко

Элиза балдела. Улыбалась и балдела. Позволив себе наконец-то отпустить тревоги и переживания, сопутствующие всем этим семи месяцам, шесть из которых она практически провела неподвижно. Сложная беременность велась высококвалифицированными специалистами, поставившими цель дотянуть хотя бы до семи месяцев, а дальше — кесарить, само собой.

Не в её положении «старороженицы» со всеми отягчающими обстоятельствами производить двойняшек на свет естественным путем.

Она знала, что больше никогда… никогда ей не испытать вот этой окрыляющей эйфории оттого, что в тебе бьется еще два крохотных сердечка. Не будет никаких чудес

и повторной беременности, это был её единственный шанс на миллион. Идеальный мужчина, доставшийся ей в мужья, безупречно выполнил своё обещание.

Именно поэтому девушка оттягивала минуты своего ухода в операционную. Сжав пальцы Ромы на своем огромном, испещренном стриями животе, наслаждалась его частыми мелкими поцелуями по всей поверхности драгоценного пуза.

И вспоминала, как глупо отказывалась верить, что «залетела». К тому моменту после фееричной ночи прошло уже несколько месяцев, и Элиза, начавшая потихоньку смиряться со своей участью, старалась отгонять любые мысли о детях. Ну, раз не дано… что здесь поделаешь?.. А началось всё с наводящих вопросов Разумовского. Не болит ли грудь — ну, побаливает, так всегда перед месячными. Не хочется ли чего-то интересного — еще как, килограмма два спелой черешни и к ним огромную порцию соленого попкорна, и такое тоже бывает именно с приходом месячных. С ума сойти, но он первым понял, что девушка ждет ребенка, и буквально силком отправил её в ванную делать тест. На результат которого она фыркнула. Мол, да не может быть такого, бракованная штучка. А мужчина строгим беспрекословным жестом указал на целый пакет приобретенных диагностов и велел ей не возвращаться, пока все не опробует, раз одолело неверие.

Дальше было подтверждение гинеколога. Позже — новость о двойне. Следом — о королевской. На шок Элизы, который проявился в её полностью отупевшем взгляде, направленном на экран, где активничали, оказывается, мальчик с девочкой, врач развела руками, удивляясь такой реакции — у неё ведь есть генетическая предрасположенность в роду. И это, скорее, закономерность, чем исключение из правил.

Вся семья, затаив дыхание, ждала, когда пройдут эти месяцы…

Иногда было страшно. Увозили на скорой. И в такие моменты перед глазами появлялась практически умершая у неё на руках Ангелина…

Лежать в клинике было то еще удовольствие. Наверное, если бы не Рома, ничего из этого она не смогла бы вынести достойно. Он был рядом всё время. Подбадривал, отвлекал, развлекал… А когда забирал домой в промежутках между сохранениями, и вовсе приклеивал к себе, обнимая и позволяя тихо сопеть в шею. Это её успокаивало.

Его любовь спасала из раза в раз.

И у них получилось пройти этот квест…

Уже после операции, прижимая к груди два главных достижения своей жизни, девушка ловила заслуженный долгожданный дзен. И в таком релаксе её и застал новоиспеченный папочка. Сел поближе, поприветствовал поцелуем в лоб, щедро окутал своим восхищенным взглядом — ты у меня молодец, я тобой горжусь, и тоже уставился на малышей.

— Ты же не откажешь мне в просьбе? — обратилась к нему Элиза и получила ироничный смешок, идентифицируемый как «нет». — Я назову сына. Ты — дочь. — Договорились. — Рома. Я хочу, чтобы мы назвали его Рома. Хочу звать Ромочкой, Ромашкой и другими уменьшительно-ласкательными вариантами. Теми, что не могу применить к тебе, они такому серьезному мужчине не подходят. Только, пожалуйста, не воспринимай это как попытку воспитать версию «Рома 2.0», не в моих силах исправлять чужие ошибки. Мне просто нравится, что сына будут звать в честь отца — самого достойного человека, которого я знаю. — Мой ответ изначально был положительным, но, спасибо за пламенную речь, — шутливо выгнул бровь. — Вот и отлично. А насчет дочери? — Рита, — твердо провозгласил Разумовский. — Звучит почти по-королевски. Маргарита Романовна. — Да… — мечтательно протянула девушка, на секунду представив себе, как будет в будущем обращаться к ней именно так, словно к принцессе.