Нестор-летописец
Шрифт:
— Эй, отче Игнатий, растолкуй нам, что писано в грецкой Кормчей книге — дозволено ль иметь попов в холопах аль нет?
Иерей, сидевший на княжьем пиру, и без того был видом уныл оттого, что вокруг творились скоморошьи игрища и срамные смехачества, волховные песнопенья и безбожные плясанья. Обращение Святослава повергло попа в еще большее смятение. Поднявшись со скамьи, он огладил бороду, стряхнул с нее крошки и изрек с опущенным долу взором:
— Привести раба на священничество есть хула на святую
Святослав махнул на попа рукой.
— Ничего-то у тебя неможно, отче Игнатий.
— Не серчай, князь, — вставил слово воевода, без радости слушавший этот разговор, — не могу я отдать тебе моего холопа. Может, снова посмеешься, но он как сын мне. Расстаться с ним не хочу.
Несда, стоявший доселе ни жив ни мертв, выронил из рук блюдо с объедками. Он перевел дух и пополз по полу, медленно собирая огрызки. Вставать не торопился, вновь оказаться на виду у князя было страшно.
— Нелепо сие, воевода, — покачал головой князь, — и неслыханно. Если так дорог тебе холоп, дай ему вольную и держи при себе в дружине. А так лишь позоришь свои седины и свою честь.
— Моя честь, князь, — мои походы и битвы, — сверкнул глазами из-под густых бровей воевода. — Горе тому, кто дерзнет позорить меня. Моя рука еще крепко держит оружие. А что до холопа, то он сам не желает, чтобы я отпустил его.
Святослав и дружинники подняли новый веселый шум.
— Щедр ты нынче на шутки, Янь Вышатич, — выкрикнул боярин Твердила Славятич, расплескав на себя мед. Его рука была сегодня уже не так крепка.
— И впрямь, что за невидаль? — подивился князь. — Видно, твой раб, воевода, не так разумен, как ты говоришь. Да он попросту глуп, этот холоп! Не желаю больше о нем слышать.
— Как скажешь, князь, — ответил Янь Вышатич, довольный исходом дела.
Несда выполз из-под стола. Он тоже был рад.
Молодой боярин Колыван, мочивший длинные усы в чаше зеленого вина, сытно и протяжно, со вкусом рыгнул. Затем наклонился к воеводе и заговорил во хмелю:
— До седых волос ты добрел, Янь Вышатич… а все не знаешь, как сыновья делаются? Зачем тебе холоп? Возьми любую девку и положи к себе на ложе… Попов меньше слушай, боярин… Вторая женка в доме не помеха. И старую жену тем усмиришь, коли непокорна, и молодая ручной при тебе будет.
Воевода подумал, вертя в руке золотую чашу и разглядывая на ней узоры.
— Не умен ты, Колыван, — сказал он и с разворота ухнул чашей по лбу боярина.
Дружинник грянулся со скамьи навзничь, кверху ногами в яловых сапогах с бархатными голенищами. Янь Вышатич поднялся, подальше оттолкнул Несду. Ближние столы восторженно замерли в ожидании. Князь также наблюдал с
Колыван взревел, будто подраненный медведь, но встать на ноги не смог. Слишком много веселого питья плескалось в брюхе и в голове.
— Поставьте меня, мужи бояре! Да держите воеводу, чтоб не ушел от расплаты!
Его подхватили за руки трое дружинников. Но держать воеводу никто не подвигся. Янь Вышатич и сам был не прочь развлечься кулачным боем. Колыван, страшно вытаращив глаза, сдернул со стены толстый турий рог, подбросил его и перехватил половчее. Вмятина на лбу у него замалиновела, на висках вздулись жилы. Качнувшись взад-вперед, он пошел на воеводу.
Янь Вышатич поднял двумя руками скамью, на которой уже никто не сидел.
— Стой, Колыван! — велел князь со смехом. — Не хочу, чтоб мои мужи покалечили друг друга. Остановите его!
На плечах взбешенного боярина повисли двое дружинников, другие удерживали за руки.
— Пошто, князь? — рычал Колыван. — Дай мне до него добраться! Все видели, как он осрамил меня!
— Не давай дурные советы тем, кто старше тебя, — молвил воевода и поставил скамью на место.
Дружина была разочарована и смотрела на князя — что придумал он вместо доброго боя двух храбрых мужей?
— В Русской правде, составленной отцом моим великим каганом Ярославом, — объявил Святослав, — писано: если кто кого ударит чашей или чем другим, то платит за обиду двенадцать гривен серебра. На том и велю вам обоим помириться.
Дружина выдохнула. Мало меду выпил князь, кровь себе не разгорячил.
— Завтра с утра пришлю к тебе мою плату, — сказал воевода Колывану и прибавил сердечно: — Прими мою повинную и прости меня, боярин, за обиду.
Он преклонил голову и, не дожидаясь ответа, сел за стол. Боярин Колыван, шумно дышавший, вдруг успокоился, отдал рог и разразился хохотом.
— Да и леший с тобой, Вышатич! А совет мой вовсе не дурен… Худые ножны для хорошего меча не годятся.
Он перешагнул через скамью и уселся рядом с воеводой. Чаши снова наполнились медом, вином и брагой. Честной пир потек через край, будто доброе пиво, вылезающее обильной пеной из кружки.
— Князю слава, дружине — аминь, — пробормотал захмелевший отец Игнатий.
27
Молодой князь Мстислав Изяславич, проклятый киевским людом, умер в Полоцке, не просидев на княжении и четырех месяцев. С этой вестью в Чернигов прибыл киевский храбр Душило.
К княжьему терему он подъехал с попом Тарасием. Гул пира оповестил их о дружинном веселье еще у ворот детинца. Едва заглянув на двор и узрев скоморошьи глумы, Лихой Упырь повернул коня назад.
— Ты уж тут без меня, Душило. Как уладишь дело, обрящешь меня вон в том Божьем храме.