Нестор Махно

Ахинько Виктор

— Спите, герои? — спросил с иронией. — А у меня на хвосте каратели! Трясут все хутора подряд!

— Врешь, небось? — не хотел верить Миронов, протирая глаза. Этот испуг, который он не мог скрыть, был приятен контрразведчику. «Много мните о себе, полководцы, — думал Лев, усмехаясь. — Я вас, гонористых петушков, насквозь вижу. Обиделись за Полонского, остались в Никополе. Батьку считали растерянным бездарем. Пусть, дескать, покажет, на что способен. А он не лаптем щи хлебает. Давно на коне. А вот вы — дрожите!»

Весь лагерь

был уже на ногах, человек сорок. За окном, в пахучих кустах сирени, робко пробовал голос соловей.

— Что ж вы, хлопцы? — удивлялся Голик. — Забыли слова славного Тараса Бульбы: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей». Пока дремлете, Буденный привел в наши края всю конармию. С мужика дерут три шкуры, дочиста подметают клуни. Хватают заложников. По селам трамтарарам. У меня точные сведения. Сунут сюда. Бежать надо!

Прилетный соловей вдруг ударил дробью, засвистал, защелкал. Не слушая его, Виктор Билаш сказал:

— Мы это предвидели. В Азовское лесничество пойдем. Там ждут.

Ночью они ушли в сторону Мариуполя. Затаборились, немного успокоились. Лев Голик лег спать в доме лесника. Новоспасовцы расположились на солнечной поляне и читали дневник контрразведчика, привезенные им листовки. Да, Батько не сидел сложа руки. Но чего же добился? Где армия? Повстанцы прячутся по хатам. Он лютует.

— Все равно пора найти Нестора, — заметил Василий Куриленко.

— Сколько можно дрожать? — поддержал его Трофим Вдовыченко. Другие пока молчали.

— Ну что, Виктор? — настойчивее заговорил Куриленко, пристально глядя на бывшего начальника штаба. — Ради свободы я бросил Красную Армию. Уж меня-то первым вздернут, если словят!

— А чо это мы должны кланяться? — напирая на «мы», спросил Иван Долженко.

— Голик же прибыл! Не кто-нибудь. И полный отчет привез. Тебе мало? — резко возразил Вдовыченко. — У нас отак вся Украина! Петлюра в одном углу надулся, как мышь на крупу. Галичане — в другом. Рабочие с большевиками. Мы тут, Батько там. Та шо ж так завоюем? Свободу? Дулю под нос!

Трофим вскочил, пошел к тополю и стал мочиться. Билаш посмотрел на струю, покачал головой. Он не мог забыть, как Нестор, ни с кем не советуясь, расстрелял сначала Полонского с женой, потом коменданта и начальника гарнизона Никополя (пусть не сам, Каретника заставил), а в конце концов бросил тифозный штаб на произвол судьбы. Разве это не предательство? И с таким Батькой снова брататься?

— Ну, что ты предлагаешь? — напирал Куриленко. Крупное открытое лицо его раскраснелось. Он ценил Билаша за редкий дар стратегического мышления, выдержку, честность и не хотел без него уходить к Махно. «Армии без Виктора не будет, — полагал Василий. — Мы все лихие рубаки, полк поведем, дивизию, а на большее масла в башке не наскребем».

— Я… думаю, — отвечая Билаш, кривя в усмешке правый угол губ.

— Индюк думал, и знаешь, куда попал? — уже сердился

Куриленко. — Пошли завтракать чи обедать, и давай решать!

К вечеру прискакал еще один гонец.

— Батько тут рядом, — сообщил он, запыхавшись. — А на вашем хуторе бедокурил заградотряд и пять милиционеров из бывших махновцев. Мы их порубали. Ждем вас!

Теперь уж ничего другого не оставалось, как объединиться. В отряде Батьки насчитывалось около тысячи штыков и сабель при 50 пулеметах и 8 орудиях. Увидев жалкую полусотню новоспасовцев, Нестор Иванович спросил грубо:

— Вы что же это, сидите в подполье и не проявляете себя? Или хотите передаться на сторону красных? Тогда уходите к е… матери и будем драться!

Но повстанцы уже обнимались. Махно единогласно избрали командиром, а Билаша — начальником штаба. «Армия» пошла искать встречи с Буденным.

Украина кипела крупными и мелкими бандами. Батька Махно и «атаманы» помельче рангом нападали на железнодорожные станции и поезда, громили советские учреждения и склады, срывали продразверстку… Для укрепления тыла Юго-Западного фронта Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о направлении на Украину Дзержинского.

Он приехал в Харьков 5 мая. Вместе с ним прибыл целый эшелон, 1 400 человек — московские чекисты, командиры и бойцы войск внутренней охраны… В распоряжение Дзержинского передавалось авиазвено, бронепоезда и необходимое количество вооружения и боеприпасов.

А. Тишков. «Дзержинский».

Оля говорила Захарию:

— Чуешь, як птыци спивають? Всэ цвитэ, пахнэ. Хай воны там вси пэрэгрызуться. А ты будь дома!

— Та клыче ж Батько. Я його спасав, тэпэр вин нас.

Вчера в Рождественке побывали продотрядовцы. Объявили, что будут собирать овес для лошадей Буденного. Нужно приготовить муку, десяток свиней на мясо и другие продукты. Это по разверстке. А еще создается двойной запас. Он будет храниться тут же, в селе, и по мере надобности изыматься. Люди заволновались:

— Дэ ж його взять?

— У нас гостевали белые с помещиками, махновцы, ваши эстонцы, мадьяры. И всем — дай!

Командир отряда, видимо, из рабочих, с грубыми толстыми пальцами, терпеливо разъяснял:

— Мы же не грабители какие-нибудь. Мы — ваша, советская власть и не лезем по амбарам. Спокойно приготовьте, товарищи. Через день заедем и возьмем.

— Захар, ну скажи ж йому! — просили соседи Клешню. После того как он возвратился из походов с пустыми руками, люди поверили в его честность. Хотя и усмехались: чудак или дурак! А все-таки пришел домой и не калека. Другие вон пропали. Значит, шустрый. Может, может постоять за себя. И за нас!

Но он молчал. Раскроешь рот — зацапают. Всё припомнят! И те же соседи охотно подтвердят, что, конечно, был, был у Батьки, сукин сын, а як же. Угостят свинцом и цигарки не дадут.