Нестор Махно

Ахинько Виктор

Тем временем гетманщина всеми силами старалась привлечь на свою сторону антантовские войска… Это нас удивляло и возмущало. Еще организуя восстание, мы вступили в неофициальные отношения с представителями Антанты в Румынии и последние горячо нас поддерживали…

С запада нам угрожали поляки…

В. Винниченко. «В1дродження наии».

Поезда, следовавшие на юг (из Киева), увозили цвет русской эмиграции и политических партий на новый, третий по счету, этап, предназначенный им судьбой…

Вся Украина была объята анархией.

А. Деникин. «Гетманство и Директория на Украине».

Кавалеристы

рубили лозу. Алексей Марченко, большой любитель этой потехи, еще в старой армии отхвативший Георгия за удаль, покрикивал на неловких учеников:

— Василий, твою ж бабушку в печенку! — ругал Данилова, гуляйпольского сапожника и кузнеца. — Это не кувалда — лезвие. Наотмашь секи!

Толку было мало. Алексей не выдерживал, взлетал в седло и показывал «гыбэльный взмах и потяг». Махно наблюдал за ними, качая головой. Какая армия без кавалерии? Но как же трудно слепить ее: лошадку изыщи лихую, всадника — из десятка выбирай. Шашку где раздобыть булатную? Да не одну — сотни. А командира огневого? Лава на лаву — пострашнее штыковой схватки!

— Что ты шарахаешься, курица мокрая? Не бойся канавы! — возмущался Марченко. — Она же метр всего без четверти, а конь спиной чует труса. Эх, завалился, пехота. Ребра хоть целые?

Спустя несколько минут он опять шумел:

— У нас еропланов нет. Конница — глаза и уши армии.

— Та дэ ж вона? — спрашивали его.

— Будет! Завтра! Из вас, лопоухих, склеим, — и Нестору было приятно слышать это.

В последнем рейде он дал Алешке потешиться, послал вперед с такими же азартными хлопцами. Летите с сабельным свистом, ловите шальные пули — кому какая планида выпала. «Жив Махно! Жив!» — орали они, задыхаясь от встречного ветра и страха. Нестор опасался потерять верного помощника, но разве можно жалеть клинок, алчущий огня и закалки? Сам же Батько не лез в рубку: плечо всегда чувствовало застарелый бутырский туберкулез.

— Гляди в оба, — говорил Трояну, что тоже ловко рубил лозу, — и выискивай нам, Гаврюха, самых вертких угрей!

Адъютант потихоньку сколачивал преданный караул, чтобы стеречь Батьку. Мало ли. Вон мама с женой пропали без весточки. Поседел, пока разыскал их, запуганных и плачущих, в Пологах. Любой может исчезнуть в сегодняшней кровавой каше, как семя укропа. Сначала подобралось двое-трое, теперь уже до десятка молодцов сопровождают штабную тачанку на «фронты». А они зашевелились.

Петр Петренко сплотил более тысячи повстанцев со стороны Юзовки.

В Пологи был послан с тремя сотнями новенький — Василий Куриленко, мужик крутой и цепкий. А сколько «диких» атаманов бедокурит вокруг? Один безногий батько Правда чего стоит! Бочками самогон пьет, верблюд. Большевички с рабочими кучкуются. Снова объявились сечевики-петлюровцы. На них на всех пока слабо, но напирают казачки с Дона. Им готовы помочь немцы-колонисты, помещичьи карательные отряды. Кто во что горазд…

На заснеженном косогоре показалась группа верховых.

— Чьи это? — спросил Троян.

Хлопцы, что рубили лозу, тоже разглядывали незнакомцев. Впереди ехал свой, из разведки, похоже, Зиньковский. Он поднял руку. Те, что были за ним, приотстали. Левка доложил:

— Шпиона поймали, Батько. Люди Куриленко сняли ночью с поезда. К белым, курва, пробирался или к петлюровцам.

— Гаврюша, отряди его в штаб, — велел Махно. — Я скоро буду.

Из тюремного опыта он давно усвоил, что провокаторов, доносчиков, тем более шпионов ни в коем случае нельзя допрашивать прилюдно. А месяц тому схватили гетманского сыщика Прокофия Коростелева, заставили говорить прямо в штабе. Многим лучше бы и не слышать. В шпионской сети подвизались и евреи-торгаши, готовые служить любой власти. «Ты можешь после этого им доверять? — спрашивал Федор Щусь,

напирая на слово «им». — Видишь, какие падлы?» — «Брось ерепениться! — возмутился Нестор. — А что, среди нас нет выродков?» Федор упорствовал: «Ты вообще рассуждаешь, а тут факты, фамилии. Не в бровь, а в глаз!» Коростелева отвели на скотомогильник и пристрелили. С упрямым же Щусем да и с другими пришлось долго повозиться, чтобы выбить гнусную дурь. А молва-то выпорхнула, ей рот не заткнешь. «Лучше б они не знали тех подлых фактов», — сделал вывод Махно.

Увидев шпиона при штабе, он сразу определил, что это ЧУЖОЙ, и к бабке не ходи. На его бледном лице лежал тот редкий отпечаток утонченности, что оставляют лишь многолетние усилия ума и, особенно, души. Худощавый и физически, наверно, слабый, он смотрел на Батьку светло-серыми глазами без всякого страха.

— Ты с Дона?

— Да.

— Казак, что ли?

Они стояли уже по разные стороны стола. Нестор не сомневался: это городской человек, уздечку не щупал, белая кость.

— Я из Ростова. Энтомолог, — незнакомец не терял чувства юмора и хотел выяснить степень любознательности и опасности атамана. Тем более, что не чувствовал за собой никакой вины: ехал в Екатеринослав к больной сестре. По случаю согласился передать какую-то бумагу какому-то генералу. Вот и всё. Его, правда, предупредили, что это опасно, да он по наивности не особо беспокоился.

Нестору же подобная инфантильность и чистота были неизвестны. Такого сорта людей он просто никогда не встречал и потому решил, что его разыгрывают. «Или он остолоп, если не боится? — усомнился Батько. — Да непохоже. Белая кость».

— Слушай, мы тебя… болвана… сейчас хлопнем. А?

Они смотрели друг другу в глаза. Нестор испытывающе: «Что за птица такая, непуганая? Словно и не слышала выстрелов никогда. Во-о, стрепет!» А энтомолог разглядывал шрамик под левым глазом атамана, расширенные зрачки («Как у настоящей веснянки? Нет. Терновая цикада? Похоже»), смуглую кожу, грубые лицевые кости — всё кочевое, ископаемо-живое. Оно дышало рядом и пугало, пока вроде, слава Богу, беззлобно.

— Эту бумагу где нашли? — нарушил молчание Махно, показывая улику.

— У меня.

— Знаешь, о чем она?

— Понятия не имею, — в серых мягких глазах, на розовых губах незнакомца появилось смущение. А бумага была вот какая.

Ноября месяца 20 дня, 1918 г.

Атаману Екатеринославского Коша войск украинских казаков Воробцу

Милостивый государь!

На всем огромном пространстве России, в этом мире анархии, слава Провидению, стали образовываться островки порядка у Вас и у нас. Они укрепляют надежду и могли бы превратиться в точки приложения созидательных сил. Нам, казакам, делить нечего. Испытав ужасы большевицкой волны, Дон уже опамятовался. Верим, что эти чувства близки и Вашим доблестным воинам. Наслышаны также, что у Вас формируется 8-ой офицерский корпус.

Исходя из всего этого, считали бы целесообразным установление более тесных контактов по всем вопросам предстоящей борьбы с красной чумой и анархией за честь и свободу родной земли.

Атаман Войска Донского генерал Краснов.

Еще раз просмотрев письмо, Махно с недоумением уставился на шпиона. Дело в том, что накануне в Гуляй-Поле получили две телеграммы от этого самого Воробца. В одной он просил прислать делегацию махновцев для переговоров о совместной борьбе за украинскую Державу, и Чубенко уехал, надеясь раздобыть оружие. В другой же атаман Коша предлагал отпустить к нему посланца Дона, возможно, как раз вот этого. «Чья игра?» — размышлял Нестор. По сообщению Чубенко, Воробец категорически отрицал свою причастность к телеграммам. Может, и Краснов ничего не писал?