Нестор Махно
Шрифт:
— Так они тебя и послушают! — не выдержала Маруся.
Махно даже не взглянул на нее, нервно потер нос пальцем и закончил:
— Надо выйти из перекрестного огня, отдохнуть, пополниться. Что скажете?
Не торопясь поднялся Василий Куриленко, тоже награжденный советским орденом.
— Моя разведка донесла, что белые выбили зарвавшуюся армию Дыбенко из Крыма. Она в панике бежит за Днепр и, потеряв голову, может треснуть по нашему тылу. Против красных я воевать не буду! — твердо заявил он. С открытым лицом, широкогрудый, отчаянно
Встал Виктор Билаш.
— Нельзя бросать родных людей на растерзание. Потому пойдем под красный флаг.
«Еще треть долой!» — загнул Махно указательный палец. Это были его лучшие из лучших командиры, и хотелось заплакать от досады: «Вот она, преданность идее. Вот благодарность за все! Припекло — и разбегаются, как крысы».
— А мы остаемся. Сами по себе. Никакой Херсонщины, ни красных, ни белых! — угрюмо брякнул Петр Петренко — третий кремень из Батькиного войска. Нестор загнул безымянный палец.
Тогда поднялся Федор Щусь — последняя надежда:
— Мои хлопцы, вы знаете, из Дибривского лесу. Туда и подадимся.
«Это… крах! Вся борьба — коту под хвост. С кем же я остался? — приложив кулак ко лбу и покачиваясь, думал Махно. — Ничего-о, ничего-о, еще прибегут. Куда денутся, жеребчики? Если мы и правда представляем народ. А нет — туда нам и дорога!»
— Что ж вы-ы молчите, идейные братья? — спросил он с иронией, глядя на Петра Аршинова, Марка Мрачного. — Жива наша анархическая теория или сдохла благополучно? Захлебнулась свежим ветром революции! С кем вы? Когда побеждали, все с шумом летели в Гуляй-Поле. А сейчас — прочь? Поджав хвосты?
— Негоже так, Нестор Иванович, — попросил Аршинов, не поднимаясь. — Нам всем тяжело. Поступим разумно, как того требует момент и будущее.
— Чего же оно хочет? — ледяным тоном уточнил Батько.
— Вы отправили много телеграмм, писем Ленину, Троцкому. Всю суть изложили. А где они? Их опубликовали в «Правде», «Бедноте», «Известиях»? Нет. Атам миллионные тиражи, — отвечал Марк Мрачный. — Поэтому мы должны ехать в центры и нести о движении истину. Пусть и заграница узнает. В этом наша задача. Или вам нужен мой штык? Я его, извините, и в руках никогда не держал.
Командиры оживились. Что верно, то верно.
— Согласен, — кивнул Махно. — Только Гутмана-Эмигранта оставьте при мне с типографией. А ты, Маруся, куда?
Она игриво посмотрела по сторонам.
— Мы решили так…
— Кто это вы?
— Боевики. Разлетимся в три конца. Шуба с Чередняком отправляются в Сибирь, находят Колчака и кончают на месте.
— Крепко замахнулись! — поддел Петр Лютый. Он сидел не в первом ряду, но не спускал глаз с Батьки: жаль его было и хотелось хоть чем-то помочь, поддержать.
Маруся не обратила внимания на реплику, продолжала:
— Те, кто работал в мариупольской контрразведке
Тут не выдержал Федор Щусь, хлопнул бескозыркой по колену.
— Постой, Мария. Тебе ж ничего не достанется!
Командиры захохотали, надрывно, нервно. Ее это не смутило.
— Мы с Витольдом и товарищами пробираемся в ставку Деникина через Крым. Напрямую не проскочить. И кончаем Верховного главнокомандующего. Вот так.
— Дай Бог нашему тэляти та вовка зйисты, — подвел итог Махно.
— А куда ты, Батько? — спросил Алексей Чубенко. Он пока не проронил ни слова. Нестор молчал, и «дипломат» добавил: — Я в любом случае с тобой. До гробовой доски!
— Коль с нами министр иностранных дел, то не пропадем, — усмехнулся Махно. — Еще не вечер, атаманы, и я всех стойких приглашаю в Большой Токмак. Там решим и двинем дальше. Авось не ударим лицом в грязь.
На том распрощались и разъехались кто куда.
В захолустном Большом Токмаке после митинга, где Батько призывал к себе в отряд новых добровольцев, к нему подошла Маруся.
— Забыла одну мелочь, — она поправила прическу. На пальце блеснул бриллиант.
— Какую же?
— Деньги, Нестор. Дорога предстоит дальняя, голодная, опасная.
— Добывайте. На то у вас и наганы. Да и опыта экспроприации хватает.
— Но «Набату» и Аршинову ты все-таки отвалил миллион рублей. И на заграничную пропаганду золота не пожалел.
Они шли к тачанкам, что стояли наготове под пирамидальными тополями.
— Теоретики, Маруся. У них должны быть чистые руки.
— А мы? Едем тоже конспиративно. Нельзя светиться. Ну-ка, раскошелься!
Так нагло с Батькой уже давно никто не смел говорить. Он увидал, что их со всех сторон обступают боевики, соратники, и взорвался:
— Не дам я вам денег. Нет у меня!
— Да ты жмо-от! — не осталась в долгу и Маруся. — Тридцать миллионов получил у советской власти для повстанцев и зажилил.
— Продай бриллиант, дура! — Нестор схватился за кобуру.
Бржостэк тоже. Его жена еще выпалила:
— Ты уже никто!
Между ними протиснулся Алексей Чубенко.
, — Дай ей, Нестор Иванович, что просит. Мы найдем. Завтра!
— Сколько тебе? — переведя дух, уточнил Махно.
— Миллион.
— Обед в крымском ресторане стоит пять рублей, — вставил слово и бывший начальник всей контрразведки Лев Голик.
— Мне новую армию собирать. На что? На копейки? — спокойнее спросил Нестор.
— А генерал Деникин меньше стоит? Он за твою башку, поди, назначил полмиллиона! — кинула и свой козырь Мария. — Но сегодня это же несравнимые ценности.
Махно мрачно, в упор смотрел на нее. Мужики не выдерживали, отводили взгляд, а ей хоть бы что. «Поистине гермафродитка!»— решил Нестор и подозвал Петра Лютого, шепнул: